1858 О правописании и грамматических формах, употребляемых нами в «Церковном Вѣстнику»*

10.02.2014 22:01

Период весны народов и наставшы з ним рокы розвиваня на­род­ного усвѣдоменя поклали перед русинскыма учителями, новина­рями и писателями задачу приближеня литературного языка ид на­родному. Автор статьи, Иоанн Раковскый, задумуе ся над вопросами образа, характера русинского языка и при­ходит на важны за­ключеня, што не стратили на актуалности ани в наш час. Му­сит ся признати, же не знае доста народный язык, до чого зазначиме, же наистѣ первый словник (Ласлова Чопея) появил ся онь 25 роков по на­пи­саню сей статьи. Да­ле, за­значат, же не возможно, обы правопис цѣлком аде­кват­но од­по­вѣдал народ­но­му выгваряню, ани не треба на то зма­гати ся. Въедно з тым, треба повѣсти, же на тот час была уже грам­ма­тика Лучкая, яка намного лѣпше одповѣдат народному ру­син­скому языкови, як марны змаганя Иоанна Раковского. Также Лучкай у прилогах ку грамматицѣ продемонстровал при­мѣры чистого народного языка, котрый и мал бы ся брати в основу при вызначеню грамматичных форм. Лучкай, на роз­дѣл од Раковского, придумуючого, як бы зъединити грам­ма­тично Русинов Подкарпатя из Галичанами, зазначат, же Ру­си­ны глаголныма формами суть в едной языковой группѣ з Че­хами и Словаками, а значит не треба нич придумовати, а лем брати народны формы глаголов. Также Лучкай уже за­дол­го до того зазначил непотребность твердого знака на кон­ци слов. Были на тот час и авторы, такы як Александер Павло­вич, што писали переважно файным народным языком. Была и Духновичова Добродѣтель. Але, як мож видѣти, представа о языку Подкарпатскых Русинов натогды щи не овладѣла мас­сами.    

С перваго взгляда на настоящий журнал наш, каждый може убѣдитися, что мы теперь по иным грамматическим формам пишем, нежели писали смы при редакции Церковной Газеты, и не тым правописанием пользуемся, кото­ра­го держали смы ся при издании упомянутой Церковной Газеты. Причина сего раз­личия явствуе сама по себѣ. Ибо прежде мы старали смы ся писати по фор­мам Великорусскаго языка, нынѣ же хочем писати по нашему областному рус­ско­му нарѣчию. Отсюда слѣдуе, что должно быти различие между граммати­ческими формами и правописанием двох журналов, преемствовавших друг дру­га под редакциею нашею. Но тут же и представляеся нам вопрос: якому право­пи­санию и якой Грамматицѣ послѣдуем мы при употреблении нашего област­наго русскаго нарѣчия? Пишем ли мы по собственной Грамматицѣ, или ачей руководствуемся изданною нѣкоторую у нас Грамматикою? Не могши сказати, что мы приняли смы за руководство нѣкоторую из существующих у нас Грам­ма­тик, мы вынуждены смы объявити, что мы вознамѣрили смы писати по соб­ст­венной Грамматицѣ, или лучше сказавши, поелику изданной нами Грамма­ти­ки нѣт, мы рѣшили смы ся руководствовати собственными соображениями по ча­с­ти употребления нами письменнаго русскаго языка. Отдавая полную справедливость всѣм изданным у нас Грамматикам, як то: Левицкаго, Добрян­ска­го, Лучкая и пр. и никус не оспору их достоинства, мы должны смы еднакож за­мѣтити, что из них ни една, до сих пор, не есть принята за руководство на­ши­ми писателями. С 1848 года, як времени нашего народнаго возрождения при­няв­шися за воздѣлование нашей литературы, мы стали смы писати, и, понынѣ, пи­шем каждый по своим видам и соображениям в отношении употребления книж­наго языка. Отсюда межи нами нѣт ниякого согласия ни по части грамматических правил, ни по части лексиконскаго употребления слов. Зважив многоразличныя затруднения, соединенныя с образованием всякаго языка, мы ни­сколько не можем удивлятися сему разногласию и разъединению, господ­ст­ву­ющему у нас в литературном отношении. Ибо еден десяток лѣт далеко еще не составляе того круга времени, в продолжение котораго могли бы ся установити прочныя правила для нѣкотораго языка. Мы замѣчаем, что у великих народов, принявшихся давно уже за обработование своего языка, и притом обладающих государственными средствами, частократно встрѣчаются размолвки и прения по поводу словаря и грамматических свойств языка. Недавно сообщено было в жур­налах, что в Франции только Cousin и Villaimain,поняв хорошо дух языка, успѣ­ли избѣжати грамматических неправильностей, тогда как другии наи­славнѣйшии писатели: Lamartine, Hugo, Scribe и пр. на основании их рукописей обличены были в грамматических погрѣшностях. Сие иначе и не може быти. Язык выражае жизнь народа. А жизнь предполагае дѣятельность, ибо гдѣ нѣт дѣ­я­тельности, там нѣт и жизни. Дѣятельность народа измѣряеся его пре­ус­пѣ­я­ни­ем и движением в науках, в гражданственности и иных условиях образован­ности. Слѣдовательно язык лишь у такого народа може быти неподвижен, кото­рый лишился жизни, или коснѣе в бездѣйственности, или поражен есть летар­ги­ческим сном. Но у народов дѣйствующих и кипящих жизнию язык, непре­мѣн­но, должен образоватися, подвергатися перемѣнам и сообразно движению на­род­ному принимати большии или меньшии размѣры усовершенствования. Посему да никто из нас ни не смущаеся тым, что у нас, по сию пору нѣт утвер­ж­денной Грамматики, ни никто да не претендуе себѣ авторитет на непо­грѣ­ши­мость и безпечность воззрѣний своих. В настоящих обстоятельствах достаточно буде для нас, кедь так будеме писати, чтобы могли смы друг друга розумѣти, и ско­ль­ко нибудь споспѣшествовати развитию и распространению употреб­ля­е­мо­го у нас языка для пользы и образования народа нашего. С такой точки зрѣния про­сим мы читателей наших судити о правописании и грамматических формах языка, употребляемого нами при редакции настоящаго журнала. В том каждый со­гласится с нами, что без Грамматики нельзя писати. Каждый, принявшийся за перо, стараеся сообразоватися или с рѣчью и выговором народа, или со слогом усво­ен­ным себѣ на основании чтения надлежащих авторов и сочинений, или по пра­вилам, составленным им же самим при помощи своих наблюдений и со­об­ра­жений. Человѣческий язык, будучи выражением самаго разума, и составляя ор­га­ническое цѣлое, непремѣнно должен подлежати законам, связующим состав­ныя части и устрояющим точный смысл его. Сколь ни ясно и понятно есть сие са­мо по себѣ, однако не столь же легко есть опредѣлити тыи законы, на ко­то­рых основуе ся органическая и мысленная жизнь языка. Потому и грам­ма­тики разных языков, только в продолжении большаго времени, поступают в жизнь у на­ро­дов, и ими усовершенствуются по мѣрѣ образования их. Нам извѣстно есть, что у Славян послѣ озарения их свѣтом науки Христианской чрез нѣско­ль­ко столѣтий церковно-славянский язык служил, самым могущественным по­со­бием их народнаго образования. Он так сросся с жизнию разных славянских племен, что трудно разобрати, у котораго именно племени болѣе уцѣлѣл народ­ный елемент языка при влиянии церковно-славянскаго языка на его умст­вен­ную жизнь, а у котораго менѣе? Русское ли, Булгарское ли, или Сербское, албо ачей Польское и Чешское племя дало у себе больший простор церковно-славян­скому языку, нежели своему собственному нарѣчию? Сей вопрос по недостатку письменных памятников происходящих из времени до принятия Славянами Вѣ­ры Христианской, едва буде когда либо рѣшен учеными. А потому церковный язык остаеся и понынѣ загадкою ученых, недоумѣвающих, мают ли его считати рус­ским, или булгарским, сербским, словинским, чешским или яким иным сла­вян­ским нарѣчием. Вообще всякое славянское племя в нем находит что нибудь собственное, однакож ни едно из них не находит в нем цѣлком своего языка. Ученый автор сочинения: «Les manuscrits Slaves» весьма умно замѣчае, что со старо-славянским языком не иначе есть дѣло, як с первобытным, от котораго происходит он, равно як и санскритский со семью индоевропейских языков. Он находится вездѣ, и его нѣт нигдѣ. «C’est qu’il en est de la langue paléoslave comme de cette langue primitive dont elle tire son origine ainsi que le Sanscrit et les autres membres de la famille aryenne. On la trouve parlont, et elle n’e nulle part» (стр. 11). Особенно же весьма трудно опредѣлити черты, разграничающия рус­ский язык от упомянутаго церковно-славянского языка. Нарѣчиями русскаго язы­ка вообще считаются: Великорусское, Малорусское и Бѣлорусское. К кото­ро­му из сих нарѣчий ближе подходит старо-славянский язык, не только мы не в состоянии разобрати, но и ученнѣйшии нас не успѣли еще рѣшити сего вопро­са. Ученый Погодин в Извѣстиях Императорской Академии Наук за 1856 г. (Том V. Выпуск II.), доказуе, что Старославянский язык не есть ни булгарский, ни сербский, ни словинский, но есть Великорусский язык. Наш бл. п. Михаил Лучкай, в своей Грамматицѣ, именно на том основании, что старо-славянский язык майже сходствуе с нашим областным русским нарѣчием, извиняе наших пред­ков в том, что до него никто не принялся за составление Грамматики, гово­ря: «quae (ruthenica) lingva siquidem… cum vetero-slavica ferme conveniret, ideo ne­ces­saria haud existimabatur distincta ejus Grammatica, siquidem flexiones Vetero-Slavicae pro hac quoque deservirent, paucae vero differentiae pro nihilo justo reputarentur.» Не говорим о мнѣниях иных авторов, почитающих старо-сла­вян­ский язык то булгарским, то сербским, то иным нарѣчием славянским. То же са­мо мы должны смы сказати и о свойствах, отдѣляющих Малорусский язык от Ве­ли­корускаго. Нѣт сомнѣния, что суть положительныя примѣты, харак­те­ри­зую­щия одно и другое нарѣчие, еднакож сии примѣты, еще ни едным ученым не показаны опредѣлительно и отчетливо. По нашему свѣдению нѣт ни для Ма­ло­российскаго языка, ни для нашего областного нарѣчия опредѣленной и уста­нов­ленной Грамматики. Судьба малороссийскаго и нашего областнаго язы­ка в отношении к литературному значению, почти тая же сама, которая ста­ро­сла­вян­скаго языка в отношении ко всеобщей славянской литературѣ. Як свя­щен­ное Писание составляе всеобщее достояние всѣх Славян, так и всѣ древнии русскии памятники, сирѣчь: Слово о полку Игоревѣ, Правда Русская, мно­го­раз­личныя лѣтописи составляют общее литературное сокровище русскаго пле­ме­ни. А потому на основании упомянутых памятников весьма трудно разобрати, что именно составляе собственность сего или другаго русскаго племени. То­лько с утверждения Московскаго государства в XVI. столѣтии Вели­ко­рус­ское нарѣчие стало в болѣе рѣзких чертах отличатися от Малорусскаго, которое при пре­об­ла­да­ющем развитии Великорусскаго, стало мало по малу клонитися к упа­д­ку, пока наконец не было почти совсѣм пренебрежено, и вытѣснено из уче­наго мира, потеряв литературное значение. Особенно у нас, в Австрии, едва мо­гут быти показаны нѣкии слѣды заботливости о воздѣловании его. За время гоподства латинскаго языка, наш язык должен был уступити упомянутому ла­тин­скому, а позже, по пробуждении национальнаго чувства, в Венгрии он вы­тѣснен был из общежития мадярским, а в Галиции – польским языком. Та­ким образом до 1848 года у нас, кромѣ катихизисов, нѣкоторых изданий про­повѣдей и собраний пѣсней, не находилося нияких сочинений на нашем на­рѣчии и не выходило нияких журналов на нем. Посему, если мы желаем, чтобы нарѣчие наше получило якое-нибудь литературное значение, то мы должны смы, мовь(?), от азбуки начати, и мало по малу усовершенствовати оное, дабы оно здѣлало ся способным орудием распространения нужных и полезных свѣ­дѣ­ний в народѣ нашем. Для устранения всяких недоумѣний мы должны смы впе­ред извинити себе пред читателями нашими, что мы в настоящую пору, во­все не пишем еще на чистом нашем областном нарѣчии. Для оправдания наше­го достаточным считаем сказати, что мы до сих пор не мали смы ни пособий, ни средств усвоити себѣ упомянутое нарѣчие в такой мѣрѣ, чтобы мы были смы в состоянии выражатися на нем о всѣх предметах, входящих в состав наук и литературного образования. Но уклонившися от письменнаго языка, которым мы прежде пользовали смы ся и намѣряяся болѣе и болѣе приближатися к на­ше­му областному русскому нарѣчию, мы надѣемся, что в течении времени ус­пѣ­ем усвоити себѣ всѣ формы и образ выражения его до того, что оно болѣе или менѣе становится самостоятельным русским нарѣчием.

Предварительно мы считали смы нужным здѣлати слѣдующия отступ­ле­ния от письменнаго языка, на котором выходила Церковная Газета, именно:

В первых: на сколько свѣдѣния наши по сей части допускают, стараемся вво­дити в употребление выражения и названия вещей свойственныя народу на­ше­му, которых мы, до сих пор, при издании Церковной Газеты, старали смы ся избѣжати для сохранения в ней единообразия языка.

В вторых: чтобы сохранити неповрежденный характер нашего русскаго язы­ка, не исключаем мы из него тых великорусских слов и выражений, которыя от­части введены уже в употребление нашими писателями, отчасти же по еди­но­пле­менности извѣстны народу нашему.

В третьих поставили смы себѣ задачею, сколько лишь возможно при­мѣ­ня­ти в употребляемому нами языку грамматическия формы нашего областного на­рѣчия. Сии формы частью общеизвѣстны суть публицѣ нашей, частью же онѣ нововведены суть нами самими. Первыя не требуют нияких объяснений, понеже онѣ, и по согласию всѣх грамматик наших, и по общенародному упо­треб­лению утве(р)ждены и узаконены в языцѣ нашем, на пр. в глаголах спря­же­ния с помогательною е 3-ье лице единственнаго числа с оставлением окончания т, сирѣчь: читае, пише вмѣсто читает, пишет. Но втораго рода грам­ма­ти­чес­кия формы, нами нововведенныя, без сомнѣния, требуют, со стороны нашей, над­лежащаго пояснения. К сим именно относим мы в глаголах 1-ое лице мно­жест­веннаго лица, нами употребляемое в настоящем времени с окончанием м а в прошедшем времени с окончанием смы, напр. дѣлаем, творим, дѣлали смы, тво­рили смы. Зваживши, что сие окончание спряжения глаголов иначе про­из­но­сится в Венгрии, а иначе в Галиции, именно в Венгрии оно замѣняеся буквою е, як то: дѣлаеме, твориме, дѣлали сме, творили сме, а в Галиции – буквою о, як то: дѣлаемо, творимо, дѣлали смо, творили смо, мы для соглашения раз­нот­ву­ющаго произношения за благо признали смы удержати на основании фи­ло­ло­ги­ческих правил природное и свойственное сему лицу окончание м или смы, ибо оно ничто иное не есть, як мѣстоимение мы, неповрежденно со­хра­нив­ше­еся в глаголах, на пр. есмы, имамы и пр. Сверх сего буквы ъ и ы будучи по­движ­ны, могут быти в выговорѣ и чтении замѣнены соотвѣтствующими бук­ва­ми е и о. – Далѣе мы должны смы еще здѣлати замѣчание свое касательно упо­треб­ляемых нами так называемых многократных или учащательных глаголов. Нѣ­которые из писателей наших придают им окончание овувати, на пр. за­ра­хо­ву­вати, содѣловувати, отсюда в спряжении употребляеся: зараховувуе, со­дѣ­ло­ву­вуе и пр. Сколько нам извѣстно, такого спряжения глаголов мы нигдѣ не встрѣ­чали в народѣ нашем и вовсе не знаем, откуда оно взято есть. По­ви­ди­мо­му оно перековеркано из великорусскаго содѣлывать, обработывать. По на­ше­му мнѣнию болѣе соотвѣтствуе в сем отношении нашему областному рус­ско­му нарѣчию простое окончание овати, нежели овувати. Посему мы будем пи­сати содѣловати, содѣлую, перечитовати, перечитую и пр.

В четвертых: касательно правописания долгом нашим считаем замѣтити, что мы по части его придержуемся тых же самих начал, которыя большею час­тию наших писателей уже приняты и с малою только разницею утверждены суть у нас. Именно мы не выпускаем нигдѣ буквы ѣ, гдѣ она по законам грам­матики должна находитися. Сию букву у нас не може замѣнити ни е, ни и, по­тому что сии буквы у нас не вездѣ умягчают предъидущую согласную, между тым як буква ѣ у нас повсюду произносится по звуку мягкой буквы и. На примѣр если бы кто написал дило вмѣсто дѣло, то по Великорусскому про­из­ношению слово дило было бы произнесено согласно выговору нашего народа, но у нас с употреблением буквы и, оно приняло бы почти такий звук, який мае буква ы у Великоруссов. Нѣкоторыи из наших писателей, особенно галицких звы­к­ли букву о накрывати знаком ^ там гдѣ она произносится як и, на примѣр в сло­вах: конь, вол, воз и пр. В сем отношении, мы за лучше признали смы по­слѣ­довати тым писателям, которыи не употребляют таковых значков. Ибо, в са­мом дѣлѣ, если бы слѣдовало означати всѣ согласныя, гласныя и полугласныя буквы, которыя употребляются по правописанию, а межи тым иначе про­из­но­сят­ся по народному выговору, то тогда должно было бы означати не только букву о, но и л, а, е, и, ъ, ы, навѣсными значками, понеже л в нѣкоторых суще­ст­вительных и прилагательных именах, и в прошедшем времени глаголов, на пр. в долг, читал, писал, произносится як в, то есть, довг, читав, писав, буква а в родительном падежѣ единственнаго числа имен прилагательных произ­но­сит­ся, як о на пр. святого, а пишеся святаго; буква е произносится иногда як о, на пр. чорный, чоловѣк, тобѣ, собѣ, хотя пишеся черный, человѣк, себѣ, тебѣ, ино­гда як йо, на пр. огнйом, а пишеся огнем; буква и, в нѣкоторых падежах про­из­носится як ѣ, на пр. пишеся пани, а произносится панѣ, (dominae) для раз­ли­чия от паны (domini). В вышезамѣченном нами лицѣ множественнаго числа, при спряжении глаголов буквы: ъ и ы, могут быти произносимы, як е или о. Поелику кромѣ сих букв нашлося бы еще и больше, которыя измѣняют звук свой при стечении с иными буквами, то должно было бы навѣшевати май­же каждую букву накрывательным знаком, то что весьма затрудняло бы и писание и печатание, а межи тым дуже мало или ничто не было бы вспоможено рас­пространению единообразного выговора слов в народѣ. Мы не думаем, что­бы у нѣкоторого народа возможно было подвести произношение букв под пра­ви­ла разумного правописания. А потому и не должны смы гонятися за не­воз­мож­ным и неуловимым, а, лучше старатися о том, чтобы чрез распространение книжнаго языка разнообразие народного говора болѣе или менѣе было за­мѣ­не­но правильным и ученым произношением. Наконец

В пятых: изъявляем, что относительно технических выражений и слов, мы, послѣдуя примѣру иных образованных народов, будем избѣжати лишних нео­логизмов и придержеватися болѣе или менѣе извѣстной терминологии.

Вот воззрѣния наши по части языка, употребляемого нами при редакции на­стоящаго журнала. Може быти, что в сем или в другом ошибаемся, однакож они (вышеизложенныя воззрѣния) для нас будут служити руководством дотолѣ, по­ка не прийдеся нам найти что-нибудь лучшее, или кѣм-либо не буде нам по­ка­зано нѣчто основательнѣйшее. Посему покорнѣйше просим господ Кор­рес­пон­дентов наших не оскорблятися тым, если мы, сообразно вышеизложенным воз­зрѣниям нашим, будем передѣловати их статьи и с нужными перемѣнами по­мѣщати оныя в столбцах журнала нашего.

Редакция**

----
*В текстѣ вылишили сьме твердый знак у конци слов, а тоже замѣнили сьме церковнославянскы на­чер­та­ня букв на нынѣшны: н, у, я; и (/й). Иншы призначностѣ текста не рушаны.

**Редактор – Иоанн Раковскый.

Церковный Вѣстникъ для Русиновъ
 Австрїйской Державы, №1. Будинъ,
 10 (22) Іюлїя 1858. Стор. 3–7.