130 роков Листкови
Листок Евгена Фенцика зачав ходити од 14. (26.) септембра 1885. А уже в числѣ 2 мусит реаговати на критику. На ст. 25–26 пише такое.
— Въ 271. Нрѣ мадярской газеты «Еgyetértés» находимъ Корреспонденцію изъ Унгвара, писателю которой очень не нравится нашъ невинный «Листокъ», и который, какъ мы это и предполагали, обвиняетъ насъ въ томъ, что подъ предлогомъ народнаго просвѣщенія хочемъ дѣлати услугу объединенію славянъ. — Мы изумляемся, какъ могъ Унгварскій корреспондентъ «Еgyetértés»-а прійти, къ такому заключенію, если его къ тому не побудило желаніе вредити намъ. — Но онъ приводитъ и причину, для-чего думаетъ такъ; эта причина находится въ томъ; что мы употребляемъ литературный русскій языкъ! Но ужъ на это необходимо должны мы отвѣчати. И такъ пусть знаетъ корреспондентъ «Еgyetértés»-а, что мы пишемъ тѣмъ языкомъ, которому обучали насъ во свое время въ Унгварской гимназіи; тѣмъ языкомъ которому обучаютъ безъ изятія всѣ русскія грамматики, явившіяся когда-то въ Венгріи, какъ-то грамматика Духновича, Сабова, Раковскаго, тѣмъ языкомъ, на которомъ издавались безъ изъятія всѣ газеты наши, какъ-то «Церковная газета» «Свѣтъ», «Учитель», «Новый-Свѣтъ», «Сова», «Карпатъ», на которомъ издавалась во время министра Этвеша и правительственная «газета для народныхъ учителей» — тѣмъ языкомъ на которомъ пишетъ каждый образованный русскій человѣкъ. Что касается того совѣта, чтобы мы писали по мадярски, на то отвѣчаемъ, что у насъ выходитъ множество мадярскихъ газетъ, и нельзя насъ упрекати въ томъ, что не читаемъ ихъ; вѣдь у насъ нѣтъ священника и учителя у котораго бы не находилась мадярская газета. Позвольте милостивые господа, чтобъ мы не забросили совсѣмъ и свой языкъ; вѣдь намъ нужно объяснятися съ русскимъ народомъ, нужно понимати свои богослужебныя книги, иначе будемъ не священники, а просто молитвенныя машины. Вѣрьте, что дѣло не благородное всегда подозрѣвати и чернити насъ; оно никакъ не совмѣстимо съ пресловутымъ мадярскимъ великодушіемъ; да и не укрѣпляетъ между нами братскую любовь. Что-же касается того совѣта, чтобъ писати на простонародномъ нарѣчіи, то на это отвѣчаемъ, что да, будемъ писати на простомъ нарѣчіи, если почтенный корреспондентъ а) скажетъ намъ которое употребляти, земплинское ли, или ужанское, или мараморошское или берегское, — такъ какъ въ Мараморошѣ земплинское никогда не узнаютъ за свое, b) если представитъ намъ какую-то простонародную грамматику, или по крайней мѣрѣ двухъ простонародныхъ писателей, которые пишутъ однообразно. Это необходимо нужно, такъ какъ должна быти какая-то цинозура, какой-то образецъ, котораго слѣдуетъ придерживатися. По нашему мнѣнію между днешними обстоятельствами писати на простонародномъ нарѣчіи можетъ лишь тотъ, что хочетъ путати, мѣшати, и разрушати; а не тотъ, кому на сердцѣ лежитъ правдивое преуспѣяніе. — Впрочемъ, создати орѳографію для нашего языка это наше домашнее дѣло; и не примемъ уроковъ отъ такихъ людей, которые и того не знаютъ, что словарь Митраковъ есть тоже словарь общепринятаго литературнаго русскаго языка.
Конець цитата. Что до сего мож повѣсти? Тот критикуючый «Мадяр», очевидно, знав, же в року 1883 вышов словник Ласлова Чопея, котрый выиграв конкурс кралевской Академии Наук перед конкуруючым словником Митрака правѣ зато, же быв основаный на бесѣдѣ простого народа, а сам Митрак признавав, же включив до свого словника мало мѣстных слов, бо их ани не знав. Може читав тот критик и творы Духновича и Павловича адресованы простому народу, такы собѣ «письма двухъ простонародныхъ писателей, которые пишутъ однообразно», котры з успѣхом бы могли послужити за «какой-то образецъ», о то веце, же не можеме ся сомнѣвати в том, же и Духнович, и Павлович писали по народному, были признаваны Русинами всѣх регионов, а при том не потупили «русскія грамматики, явившіяся когда-то въ Венгріи, какъ-то грамматика Духновича,…», бо лексику диктуе не грамматика, але словник. Мог не знати Евгений Фенцик, же оба его вопросы, и a), и b) уже мают одповѣдь? Тогдашны писателѣ, маючи лем слабу практику литературного хоснованя народного языка потребовали даяку иншу силну опору, котру видѣли в богатой русской литературѣ. Многы были пересвѣдчены, же русинскый язык то «русскый с другим произношением». Правда, же днешны Русины, вооружены науков историчного вывоя, позирают на то ширше, але не мают права винити своих предков. Така была их ограничена визия в той добѣ. Вшак и сам Духнович в назвѣ своей найлѣпшой драмы як бы оправдуе ся: «по простонародному изреченію». Вызират на то, же критик мав правду?
В рокы мадяризации Листок боров ся з пробами замѣнити кириллику латинков, против латинизации обряда. Але не лем з мадярского боку мав напады. Листок твердо выступав против фонетизации русинского языка и за продовженя многостолѣтной кирило-мефтодиевской традиции. Раз перепечатав высмѣшный украинскый стишок з львовского Страхопуда. На то моментално остро зареаговали оппоненты з тамошной новинкы Дѣло (1888.11.03).
От н. пр. в Унгварі видає священик о. Евгеній Фенцик газетку "Листок, духовно-литературний журнал". Замість підносити якісь жизненні справи для народу і для духовеньства, о. Фенцик не знає нічого лучшого, як лаяти галицких і україньских "хохломанов" і клеветати на них, добираючи найогиднїйшої ложи. Так н. пр. в ч. 16 "Листка" о. Фенцик у вступній статьї "Украинскій вопрось" доказує, що украиньского язика нїхто на угорскій Руси не зрозуміє, а яко доказ наводить — risum teneatis! — стишок з "Страхопуда", в котрім сперсифльовано україньскій:
Хай налізе пімста на ix,
Кацапня вайтрує.
Усі наські люцькі мрії
Кріхітно контрує" — і т. д."И нам хотѣли бы навязати такий языкъ! Не значитъ ли это мутити чистую воду?!" — кличе обурений о. Фенцик, отуманивши в огидний спосіб свою читаючу публику, наводячи пародію язика україньского з "Страхопуда"! Чи то честний спосіб войованя, о. Фенцику? і ви — рускій священик?!
Ачей, найоб’ективнѣйше одзывать ся о Листку А. Волошин во своих Споминах.
Язик "Листка" хотяй все ще не знав висвободитися із рабства російських граматичних форм, єднако о много модерніший і чистіший був, як яким писали в "Карпаті". Не раз находиме твердженє потреби народного напряма в письменстві. Особливо в "Додатку" пише він легким народним язиком, котрий в 1891 році начав іздавати для народу; в нім подав хосенні пізнання із реліґії, із природи, господарства, народного життя і пр.
І в "Листку" подає нераз Є. Фенцик приміри із народної поезії, співанки і приповідки по нашим тутешнім нарічіям.
Но головний напрям ґазети служив ділам об’єдиненія русских народов, для чого уживав ошибочний способ підбивання рідного нашого язика формам велико-русского, і прото і "Листок" не знав розтеплити наших людей к народному ділу, не знав спасти народноє чувство в інтеліґенції, тим менше знав увійти в народ.
И то чиста правда. На потверженя того подаме еден мѣстный народный (фолклорный) стишок з Листка, якый по характеру и слогу напоминать Г. Сковороду.
Пѣснь на погребѣ.
Каждый человѣче, слухай уважно,
В книзѣ живота что написано!
Молодый и старый, бѣдный и богатый
Умирает равно.
Где панска и царска, будь яка сила,
Котру бы окрутна смерть не сломила?
В день и нощь воюет, плач, просбу не чует
Смертельна сила.
Ударила моя остатня година.
Жона и дѣти мои и вся родина
С плачом тя просили, же бы-сь ся отдалила,
Смерте немила!
Но ще ся не найшла земная сила,
Чтоб тя отпросила, смерте страшлива;
На мя-сь ся спросила, житя-сь мя збавила,
Смерте немила!
Но зачим я марный сей свѣт лишаю,
На немже мѣста уж нигде не маю,
Гробу ся предаю, и вас оставляю, —
Вам ся кланяю.
Любѣ дѣти, внуки, и громадо мила,
Я велики (малѣ) лѣта межи вами пожил.
Но уж ся-м отдалил, мене погубила
Смертельна сила!
Жийте всѣ счастливо, долго и весело
И не забывайте, что ся мнѣ стало;
Знайте всѣ, что и вас погубит во свой час
Смертное жало!
Вѣчная память!
(Листок, 1892, 15. октября, ст. 235).
О Листку: https://youtu.be/XPO5_pal_s4