1850 Добродѣтель превышает богатство 1

 

Дѣйствие I

 

(Корчма у Чмуля)

Явление I

Многомав, Лестобрат и Юрко сидят за столом.
Чмуль шапочку в руцѣ держит и стоит.

Чмуль. Што роскажете, мои любы панове, ци паленьку, ци вино; ци пиво, вшытко маю, завчером ем принес ганискову из Дуклѣ, вино из самого Токаю, а пиво из Шебеша, такое як золото; роскажете и закусити?

Многомав. Вшытко дай, жыде, годен я заплатити и вшытку твою худобу.

Чмуль. (Иде до коморы, смѣючи ся). Мою худобу; – ай вай, и цѣлое село бы вы выплатили. О, вы пан, кто бы ся з вами мѣряв? – (иде, и дораз прибѣгне зо склянками и наливае). Видите, як золото, то правдива оковита, то я лем для вас держу, пане Федоре, ани за дукат бы-м другому не дал. Дай Боже вам на здоровля.

Многомав. Пий сосѣдку, няй люде гварят здоровы, што им ся любит, мы пили и будеме, лем дай Боже здоровля; – пийме, покля жыеме, годен Федор заплатити.

Лестобрат (облизуе ся). Ой, годен тай годен. Другого Фе­дора уже на свѣтѣ нѣт болше, Многомава знают по цѣлом Мараморошѣ, по Ерделю и по Оломуцю; хоть де оберне ся чоловѣк, всягды ся за Федора просят, Федорова слава цѣлого свѣта, Федорови и панове чести дают, а село за его розумом йде. – Лем дай вам Боже здоровля, гроши вам не минут, хоть бы сьте их з ложков ѣли, та их не скельтуете.

Чмуль. То иста правда. – Але Юрко штось смутный, не пие, – што ся журите?

Лестобрат. А што ти за бѣда, ты веселым бывал, а теперь сидиш, ги сова.

Незохаб.  Што бы ми было, мало роздумую як бы дашто заробити; – – – ай уже добрѣ. (Мургне на Чмуля).

Многомав. (Уже мало напитый, спѣвае). Ла, ла, ла! Братя, менѣ уже ту уныло, идѣм до Мошка, ачей, там ся розвеселиме, подь Василю, а ты Чмулю запиш.

Чмуль. Добрѣ, пане Федоре, ищи не много маете, ходьте здоровы з Богом, а прошу, прийдите к вечеру. (Федор и Василь одходят. Чмуль Юркови до уха шепче).

Незохаб (тихо). Добрѣ, добрѣ Чмулю, лем ты ждай в повночи на загородѣ, приведу я ти и десять кедь хочеш; – але ищи-сь не заплатил за яловку; Ци чул есь, як Богумила ходит нарѣкаючи? Ой, можеш ты, небого, уже глядати, што раз до Чмулевых рук упаде, то болше не згыне.

Чмуль. Но лем мудро, Юрку, идите, не забавляйте ся, бо ноч коротка, обы сьте в повночи уж ту были, рѣзник дораз прийде. (Незохаб одходит).

Чмуль. (Сам пише з кретов по столѣ и рахуе). Ферциг, ахт унд ферциг, – гиндерт* – Яловку рѣзник одпровадил, конѣ уже за Бескѣдом, дораз ту Гершко по другы, – но тоты уже готовы; Федор напие ся, а конѣ фирт за Бескѣд. (Одходит).

------------
* Сорок, сорок восем, –  сто.

 

ПЕРЕМѢНА.

(Дом Федоров).

Явление II.

Федор, Олена, Федорцьо.

Федор (иде напитый). Так не дам; – хоть го дораз чорт возьме. – Жено, свѣти, посмотрю мою маетность. (Олена запалит каганець, Федор отворит ладу, выберае мѣшкы еден за другым, и пугилярь великый). Ту суть тысяч, ту два тысячи золотых, сами тялляри, ту пятьсто, а ту тысяч пятьсто, сами дватцятникы, а на контрактах три тысяч. – Ой, ци я не Федор, ци я не богат? а кто ми роскаже, ге? я не бою ся никого, видиш, сыне, то вшытко твое, не треба тобѣ школы, твоя мудрость адде (указуе на мѣшкы). Маеш ты дукаты, талляри, рубли, двацятникы, што ти душа забагне, лем дай ти Боже здоровля, а вырости скоро, я тебе оженю, панѣчку возьмеш, а я ти куплю село, будеш ты паном прото, а жебрачина все остане жебрачинов, хоть и сто раз Ярмолой переучит.

Олена. Так любый Федореньку так; о, як ем ся россердила, што и теперь трясу ся; – Недавно ту был учитель, панотец го посылал, и так брехал, чом Федорцьо до школы не йде? – Ой так, обы го там били; – ой на моей дѣтинѣ не буде ся такый свѣтовый збытковати; – и вчера го били, ци так сыноньку? (цѣлуе Федорця).

Федорцьо (плаче). Ой, мамко кедь бы вы знали, як мене болит, што и вчера учитель почубрил мня, а колѣна аж ми попухли од клячаня. – О, мамко, я уже не пойду до школы, мае нянько дукаты, чому бы я ся учил, ци так мамко?

Олена. О, Боже мой! Укаж лем, сыне, колѣнка; (смотрит). О, ноженькы мои, аж попухли (цѣлуе Федорцеви ногы). Федоре, фе – позирай лем, позирай, як твою дѣтину скалѣчили, ци видиш ты! О, Господи, небожаточко як плаче! Ой, я про дурну школу не дам убити свою дѣтину, о! на моем Федорцѣ не буде ся свѣтовый учитель збытковати! Федорцю, ты ми болше до школы не пойдеш.

Многомав. Так е, не пойде. А кедь тот смѣтник учитель лем дашто ти повѣст, та я ему укажу дорогу! Пустыня, ани чоловѣк не знае водкы пришол, оборванець еден, а теперь на нашых дѣточках буде ся мстити… Федорцю, ты до школы не пойдеш, бо тобѣ школы не треба; я не ходил до школы, и прото я пан, моя школа адде (указуе на мѣшкы).

Олена. О любый мой, Федореньку, аж теперь я тебе люблю, подь поцѣлую тя (цѣлуе го). Но, Федорцю, уже все будеме въедно, научу я тя молити ся, и Отче наш, и Богородице, а Вѣрую хоть и не будеш знати, та нич, и няньо ти не знае, а прото он пан, прото и ты будеш дукаты личити, а няй пукне з ѣду тот голодный префессор.

Федорцьо. Я лем з вами буду, мамко, де вы и я там пойду, уже ми слободно буде и до корчмы з вами идти в недѣлю; няй там учитель чинит што хоче, бо знаете, мамко, же и генто клячал ем, же-м з вами в корчмѣ был, коли так красно гули. Тямите, мамко?

Явление III.

Предешны, Богумила и Татька, з завязаным оком.

Богумила (плачучи). Слава Исусу Христу! Дай Боже вам добрый день, пане Многомаве.

Олена. Дай Боже и тобѣ, а што ты хочеш, пустыне?

Богумила. Перебачте, панѣ сосѣдко, але я пожаловати ся пришла; видите ваш Федорцьо моей Татьцѣ камѣнем око выбил.

Олена. Добрѣ учинил, няй она, пустыня, к Федорцеви не ровнит ся. Смотри лем, жебрачина якась, няй она ся с циганы грае, а не с богатым Федоровым сыном. Вон ми з обыстя, жебрачино!

Богумила. Ой, Боже мой, Боже, та уже богатому Федорцеви свободно над худобнов сиротов збытковати ся? О, помилуйте, пожалуйте, теперь иду до мѣста, хоть на лѣкы дайте ми дашто, бо може ми дѣтина ослѣпнути.

Олена. Та няй ти ослѣпне, и так лем жебрачка из ней буде, така як ты, а мой Федорцьо ей нич не учинил, ци так Федорцю?

Федорцьо. Правда, же нич, я ю и не видѣл, она, собака, лем бреше.

Татька. Та кто другый, як не ты? Я йшла на воду, и ледва воды начерпала, як ты все до воды камѣня метал, молила-м ти ся, обы-сь ми хоть начеряти дал, але ты не слухал и так зачал до мене шпуряти, же и едным камѣнем око есь ми выбил.

Федорцьо. Брешеш, собако, бо я тя и не видѣл, – ци так мамко?

Олена. Так, сыне, так. О, знаю я твои гадкы, жебрачино – не маеш, што жерти, та такым способом хочешь вылудити од мене, ой, з того нич не буде. А чому ты небогата, ге? Бо ти ся робити не хоче, лем бы-сь налегко жыла, знаю я тебе, собако.

Богумила. Няй вам Господь заплатит и няй вам богатство нигда не оскудѣе.

Федор (пробудится од дримлѣ). Што то ту за крик в моем обыстѣ, а не йдеш, паскудо!

Богумила. Иду уже, йду, няй вас Бог так помилуе, як вы мене пожаловали. (Одходит с дѣвчатком, и Олена с Федорцем другыми дверми одходит).

 

Явление IV.

Богобой и Федор.

Богобой. Слава Исусу Христу, пожалуйте убогого калѣку, двадцять лѣт вояком был, теперь на мадярской войнѣ, под Доброчином ногу утратил, уже не годен служити, ни собѣ заробити фалаток хлѣба, пожалуйте во имя Божое.

Федор. А што ми до твоей ногы, де-сь стратил, я ти не справ­лю другу, иди до сосѣды, он колесарь, та ти справит таку, што нигда не буде болѣти.

Богобой. Не прошу я од вас ногы, я радую ся, же про моего Царя, и про мой народ загубил ю, вдячно и голову бы-м положил; но прошу од вас кусок хлѣба, пожалуйте.

Федор. Про кого есь утратил ногу, од того жалования проси, ты за мене не воевал.

Богобой. О глупое невѣжество невѣжеств, та за кого я воевал? Ци не за вас, и вашу худобу? Скажите вы, завзятый чоловѣче, естли Царю послуживше, не служиме ли и всѣм сожытелям? О вы, як я вижу, не много понимаете, бо слухайте, естли кто вам служит, не служит ли он и цѣлому домови вашому? Ваш слуга, не есть ли и дѣтей вашых слуга; кто вас од нещастя, од злодѣя, од бѣд защищает, не защищает ли он и сына вашого, сопругу вашу и все имѣние ваше? Так каждый, Царю послуживши, не служит ли и всѣм подданым его? Бо што есть Царь? Вы не понимаете, но я скажу вам: Царь есть Отец краины своей, есть Отец своих подданых, а мы всѣ дѣти его есьме, и вы сын Царев, хоть есьте того и недостойны, – айбо нич то, то случит ся, же и найдостойнѣшый чоловѣк злостливого сына получае. О, вы недостойный Отечества и Народа нашого славного член! Не знаете ли вы то, же кедь ласкавый и милостивый наш Царь войну утратит, кедь враг побѣдит его, тогда весь наш славенскый народ сгыне, розидут ся всѣ Русины, так як погыбают пчолы, погыбшой матери; прекрасна бесѣда наша, и церковны обряды счезнут; мы бы уже не называли ся Русинами, естли бы не побѣдили бы мы врагов нашых; бо врагы Царя были и нашы врагы, а приятели Царевы суть и нам приятеле.

Федор. А што ти до того, я не маю врага; у мене суть гроши, та я не боюся никого.

Богобой. Подякуйте Богу, же мы ту не допустили неприятеля, бо тогда не много было бы вам остало ся. Но з вами говорити, только значит, як з конем ся молити — вы затвердѣлого сердця глупый чоловѣк; видно же вы в школу не ходили, нич доброго сьте ся не научили; я од вас не прошу жалования, маю я милостиваго Отца, он мене жалуе, и буде; и прото узнайте, же ми моя куляга вдячнѣйша, як вам вашое богатство, што го дѣдко забере.

 

Явление V.

Предешны, Олена с Федорцем.

Олена (вбѣгне). Федореньку, фе… ой бѣда – коней нѣт, и сивулька пропала. Кажут, же уже по полночи их не было. Иван десь пошол глядати. То, наистѣ, украли – бо то смуток уже, як ту крадут. Вчера Богумилину яловку украли, – ай няй бы ей там крали с Богом, – ай мою худобу. Ой, ой, Федоре, радь дашто, радь.

Федор. А кто бы смѣл мою худобу рушати, а ци не знае, же Федорово не слободно кынути; дораз укаже Федор, што он може: цѣлое село буде платити.

Олена. То, наистѣ, колесарева робота, бо он ся так ховат.

Федор. Та го повязати дам, иди ми по уряд, няй ту дораз прийдут, они повинны на росказ Многомава прийти, бо кедь ся завозьму, та я укажу, што Федор годен.

Федорцьо. Няню, та и мое гачатко пропало? О, бодай того колесаря дѣдко морил. Прото он мене и вчора собачил, гварил, же из мене нич не буде, же я на шибени умру. О, няню, бийте го, повяжте го, бо я уже и на улицю не годен перед ним выйти.

Богобой. (смотрит на Федорця) А ци то ты сыноньку? Так правду говорил честный колесарь, бо наистѣ з тебе нич добро­го не буде; ци не тямиш як ты скарѣдно брехав? О ты, бесстыдный черваче, так бесстыдны слова и между воями скарѣдно слухати. Сыне, ты збыткуеш ся над людьми, тебе Бог не благословит, бо ты бесчестный и зло­чес­тивый, як Хам.

Федорцьо. Ой, мамко, ци чуете того калѣку? Бийте го бийте!

Олена. А не мовчиш, калѣко, ты будеш мою дѣтину псовати? О, не буде он од никого хлѣба просити, мае он дость, иди до чорта, бо я ти дораз с кочерьгов укажу дорогу. Вон ми из обыстя. – А ты, Федоре, пильнуй, бо то лем колесарева робота, и не другого.

Богобой. Иду, йду и болше не перекрочу вашы порогы, бо тут мамона и грѣх пребывае, ту заклятое богатство! Боже вам заплать. (Одходит).

Федор. Сыноньку, иди лем по Чмуля, ачей он даст порады; то честный жыдище, он мудрый, дашто буде радити. (Федорцьо одходит).

Олена. Ай, Федоре, ци бы не было добрѣ пойти до Щербановкы, к Юркови, ворожилеви, он каждому правду повѣст, он знае наистѣ.

Федор. Мудро думаеш, ачей он ту буде, бо вчера ем го у Чмуля видѣл.

 

Явление VI.

Прежны, Чмуль, Незохаб и Лестобрат.

Чмуль. Дай Боже вам здоровля, што роскажете, пане Федоре?

Федор. Витай, Чмулю, и ты, Юрку! Ци слышали вы, што ся у мене стало сей ночи; мои конѣ и яловку украли.

Чмуль. Неможна рѣч! А кто бы посмѣливал ся пана Федора худобу рушати – то не може быти. Лем заблудили дагде, та они прийдут, знаете, же шкапина, псина йде; а ци йшол их дакто глядати?

Олена. Тадь Иван десь пропал за ними.

Чмуль. Можно, же он сам на пашу их вывел; не трудьте ся, Федорку, – ай вай, – пане Федоре, они сами прийдут.

Олена. Ой, чорт им прийде; Фенна гварит, же по полночи ишли до стайнѣ обое з Иваном, а стайня была заперта на ретязь, а коней не было, ани яловкы.

Незохаб (роздумуе, мормоче). То наистѣ он, я думаю, але дораз увидиме.

Олена. О, Юреньку, змилуйтеся, пожалуйте, дайте рады, пово­рожте лем дашто, вы наистѣ знаете, бо вы все знаете; порадьте, о, порадьте.

Незохаб. Дайте еден новый горнець, сито и ножичкы; я дотля принесу зѣля. (Юрко еднов, Олена другов сторонов, одходит).

Чмуль. Ба де, Боже, он знае, де суть; – он знае; ачей и повѣст; уже и Богумилѣ повѣл; знаете, же то чоловѣк божый, то наистѣ пророк. (Олена на едну страну йде, несе горнець, сито, ножицѣ, а Юрко на другу, мормоче, головов мече, бурян несе в руках).

Незохаб. Дайте горнець (бере и бурян скубае мече до гор­чка). Чистой воды из потока дайте (бере од Олены воду, и лие до гор­ця). Но, понесите ид огневи, няй кыпит. (Олена бере горнец, и не­се). И соли дайте до горця, кедь маете свяченой, и свяченой воды долийте.

Олена. (Идучи). Добрѣ, добрѣ.

Незохаб. А вы, Федоре, держите сито. (Федор держит сито, Юрко вяже мотузками и все мормоче, привязуе ножицѣ на сито). Но, зажмурьте очи, и ты Чмулю. (Зажмурят очи; Юрко обертае сито, и мормоче: мекеке, мекеке, квичит: кви, кви, кви, ирже, ги конь: ги, ги, ги, бечит, ги яловка: бе, бе, бе; – мече ся скаче, рука­ми плескае и нараз скричит:) Там е Унгвар, Доброчин! та наистѣ понесли их ид Унгвару, а одтам до Доброчина; – теперь их поит на рѣцѣ, два чорны конѣ, еден конь, друга кобыла, чорны, як галкы, багариовы узды на них, молоденькы, по три зубы, шестьсто золотых стоят; – там суть, там суть!

Федор (отворит очи). Хвала Богу, так е – чорны, по три зубы, узды багариовы – то правда. О, я вижу, Юрку, же ты чорта маеш.

Чмуль. Я вам гварил, же он вшитко знае; ой, то пророк.

Федор. То Антихрист! Та уже ту суть, Юрку?

Незохаб. Там их поит на рѣцѣ, теперь лем за нима ид Унгвару.

Олена (несе горнец).

Незохаб. Ци уже скыпѣло?

Олена. Уже.

Незохаб. Но, вылийте на помост, де стояли, а порог намастьте часком свяченым, обы босорка не урекла – бо ту суть босорканѣ.

Олена. Ой суть, и тота собака Богумила – велика босорка; хвала Богу, же ей яловку украли, дивте ся добры люде, кедь она едну Тарчуну мае, а масло все до мѣста носит, я од четырех рогатых коров не маю только, як она од едной. Я чудовала ся, што то она раненько, уже в зорях ходит по хащи, все зберае якогось дѣдка, и дѣтища ей волочатся по дебрѣ. Ани не пустит свою Тарчуну на пашу, лем в стайнѣ ю держит, ой, она то, собака, моим коровам молоко одберае. (Иде з горцем).

Чмуль. Але не того, не того, но думай лем, кто их украл.

Незохаб (крутит сито). Чудо, дивте ся люде, колесо ся ука­зуе, и близ стае – ага.

Федор. Так е, то пустынник колесарь; а кто бы другый. Но пессѣй сыне! Ждай теперь, я вижу, чому он так по цѣлой ночи струже, а лопотит, ги чорт, пропал бы, и спати не мож перед ним.

Чмуль. Наистѣ он, видите и Юркови колесо ся указало. О то не­злюд­ный чоловѣк, колько раз я го кличу до себе, не хоче прийти, он ищи в моем обыстю не был; с честными людми не сходит ся, лем мудруе, якбы конѣ красти; ой, он то и мою худобу покрал.

Незохаб. Ани не сомнѣвайте ся, видите, и теперь го дома не е, а вчера вечер ищи был, правѣ в повночи одишол; – он пѣше не любит ходити, недармо гусарем был – любит ся на кони носити, и мясо ѣсти из яловок.

Федор. Айбо на моих татошах не буде ся носити; — позирай лем, Олено, ци дома е? (Олена одходит. Федор Юркови дае грошы.) Ту маеш Юрку, ты правду казал, уже я вынайду свое, поставит их колесарь, хоть спод чорной земли.

Чмуль и Юрко (одходят). Но будьте здоровы, пане Федоре, а не журьте ся, они ся найдут, лем ид Доброчину ся майте, на Бескѣд ани не думайте; – вечером вас запрашаю до себе. (Одходят).

 

Явление VII.

Предешны, Олена и Лестобрат.

Олена. Наистѣ, Федореньку, колесарь злодѣй, там ани жывого духа не е, позамыкано все на ретязи и колодкы, ой он то одпровадил мои коникы; (пла­че) ой, ой, ой, смуток бы на тя сѣл тай смуток, горька би ти доля тай горька.

Лестобрат. Та кто бы другый, – цѣлой ночи не спит, лем ходит, як грѣшна душа, позор дае, як сова, товче з топором, што честны люде спати не могут; а то прото, обы обманил людей; и то не лем сам, но и дѣти его, як молоды ястрябикы, волочат ся кады свѣт, а поночи збивают; та водкы бы был так збогатѣл, ачей лем му дѣдко не наносит, ани хованця не мае.

Федор. Так е, брате Василю, честный чоловѣк вночи спочивае.

Лестобрат. А в день з честными людми розговорит ся, а тоту бѣду нигде не видно. А все го мара лем ид панотцеви несе, чудую ся панотцеви, што с таков бѣдов забавляе ся, ачей го Псалтырю учит.

Федор. Ба, дивит ся, – бо он знае ся прилизовати панотцеви, на службу несе. А чому панотець ко мнѣ не приходит? Бо я не дурень му на службу давати, а я не колесарь, а з собов не дам так росказовати, бо я знаю, што и кто я.

Олена. Бо панотець и з моим Федорцем так хотѣл бы ся забав­ляти, як с колесаревыми дѣтми, ищи и той собакы Богумилы дѣти позберае, а так ся с ними провожуе; ой, з моим Федорцем не буде.

Лестобрат. Пане Федоре! Василя дома не е, той ночи десь пропал тогды, коли и конѣ. Лем вы го дайте повязати, прутовати. Напийме на него бочку паленкы и дотля пийме, покля ся не признае – а хоть ся признае, хоть нѣт – мае худобу, што накрал, назбивал, та дайте пошацовати и заплатьте собѣ, а за коньми ани не трудьте ся.

Федор. Правду гвариш, ты мудрый, Василю, дяк бы з тебе был, кедь бы-сь читати знал.

Олена. Але то и тота бесчестна Богумила з ним розумѣе ся; о, дума­ете, же они не познавают ся? А чому колесарь не женит ся, а чому колесаревы и Богумилины дѣти все въедно волочат ся? Уже честного чоловѣка дѣти не могут ся перед ними обстояти; лем по­думайте собѣ, мой Федорцьо ани сказати ся не може перед ними. Ой, не глупа я, знают то люде, лем панотець слѣпый, же не видит ей нравы. – Но, Федореньку, до колоды з ними, няй ся там въедно полюблят! Ой, кедь бы ищи и того премудрого Соломона префессора мож к ним придати, тогды бы я рада была.

Лестобрат. Ай, не того, нѣт, ай, пане Федоре, идѣм право поло­жити, подьме до судии (рыхтаря), чиньме порядкы.

Федор. Ачей, буде дома теперь?

Лестобрат. Он наистѣ або у Чмуля, або у Мошка, лем там просто идѣм, вынайдеме мы го; и честна громада там, та де бы была?

Федор. Иду, иду, но наперед замочме ся. (Вынесе корчагу, пие и Василеви дае, а Василь долго тягне з корчагы).

Федор. Ой куме Василю, ты так пиеш, ги дуга, но лем пий, е у Федора дость.

Лестобрат. И буде аж во вѣкы вѣков, аминь. (Одходят).

Олена (сама). О, засвѣчу я тобѣ, цифровянко, аж заслѣпнеш, собако една, зо своими щенятами! Будеш ты памятати Олену, укажу я тобѣ, ци мой Федорцьо шибеняк, буде тобѣ горькый шибеняк, и твому любому колеса­ре­ви, ой укажу я тобѣ!

 

Явление VIII.

Олена, Мудроглав, Иванко, Настя, Антоний, Татька, напослѣд Федорцьо. Мудроглав веде за руку Настю, и Татьку, Настя с завязанов головов, а Татька храмае.

Мудроглав. Слава Господу! Честна Олено! Адде знову нещастя, Федорцьо уже так розвыл ся, же дѣти уже перед ним не обстоят ся; и кедь то так далей буде, та панотець повинен буде у пана комисаря скаргу чинити. Ци видите – едно дѣвча кровь залляла, другое храмле, а тых добрых и честных хлопчиков побил, камѣнями наметал. Кто ему уж так много сваволѣ вытерпит? Прото панотець ищи раз напоминае вас, обы сьте на Федорця позор дали и его до школы посылали; бо иным способом и вы бесчестны останете, и з Федорця збойник буде.

Олена. А што панотцеви, што тобѣ до мого хлопця? Мой хлопець не стискне ся ани на панотця, ани на тебе, свѣтового. Мой хлопець болше сыра ѣст, як ты хлѣба (рукы на клубы зложит). Позирай ты себе и свои дѣти, мому Федорцеви твоей школы не треба, бо его школа адде (указуе на ладу). А тоты пустынѣ, што ту ходят (указуе на дѣти), злодѣйскы дѣти, лем крадучи ходят, так есьте их выучили (глумит ся). Ой, красны дѣточкы, дораз я вам ука­жу вашу честь! – А вы, дячку, заступляете таку ледачину? Ой, так, якбы я не знала, же и вы суваете ся к собацѣ Богумилѣ, и прото тых черваков так заступляете, а мого Федорця утопити бы сьте хотили. Я з вами не маю нич, идьте собѣ до дѣдка, мою дѣтину не рушайте, бо вас дораз з кыпятком опарю.

Федорьцо (на окно). Так, мамко, так, бийте их, бийте.

Олена. Подь, рыбонько моя, вдну, подь, премиленый мой со­колику, мой соловейку любый, не бой ся. – А вы вон из мого обыстя!

Мудроглав. Дай Боже, обы из соколика сова, а из соловейка воро­на не стала ся! – Честна Олено, распамятайте ся, што чините! О, не в богат­ствѣ щастя залежит, але в богобойной, честной жизни; – ци не слышали вы, Оленко, проповѣдь панотцеву, як ясно говорил из книгы Иова: «Аще соберет богатый якоже землю сребро и якоже брение уготовит злато, сия вся праведныи одержат, имѣния же его истинныи возмут, будет же дом его яко молие, и як паучина, яже снабдѣ». О, вы не хвальте ся з богатством, бо оно крыла мае и легко полетит, як ваш соколик и соловей; але сердце сокру­шенно и смиренно Бог не уничижит… Оленко, памятайте, же земля есьте, и в землю возвратите ся и нич не возьмете, як четыри дошкы, а яже уготовили есьте, кому будут?

Олена. Федорцеви! А пак што тобѣ до того, бо дораз пойдеш, водкы и пришол есь.

Мудроглав. А хотьде пойду, всягды з Богом пойду, и Гос­подь ми буде помагати, но вы, вы оберните ся уже к Богу, не утѣсняйте сироты и вдовицѣ, бо то грѣх до неба вопиющий. Ци вы думали о Евангельском Богачови, ци слышали сьте даколи, же «блаженны нищие духом, яко Бога уздрят»? Роздумайте, што Бог рек богачови: «безумные днесь душу твою стязут од тебе»… Слухайте ищи далей.

Олена. Я не хочу вас слухати, я вас не просила за казателя, повѣжте и панотцеви, няй ся он до моих рѣчей не мѣшае, бо я знаю, што чиню; я му до церкви не пойду, ани сповѣдати ся му не буду, знаю я де манастырь.

Мудроглав. Нѣт! Слухайте ищи.

Олена (россердит ся). Кажу ти, смѣтнику свѣтовый, я од тебе не хочу ся учити, иди вон! (Возьме кочергу, а Федорцьо прибѣгне, и возьме мѣтлу, Олена Мудроглава, а Федорцьо дѣтей бие и жене вон и кричит:) Вон, вон злодѣю з твоими копылятами, вон! (Мудроглав и дѣти утѣкают, метают ся, и плахта упадае).

Конець I. дѣйствию.