1858 О правописании и грамматических формах, употребляемых нами в «Церковном Вѣстнику»*
Период весны народов и наставшы з ним рокы розвиваня народного усвѣдоменя поклали перед русинскыма учителями, новинарями и писателями задачу приближеня литературного языка ид народному. Автор статьи, Иоанн Раковскый, задумуе ся над вопросами образа, характера русинского языка и приходит на важны заключеня, што не стратили на актуалности ани в наш час. Мусит ся признати, же не знае доста народный язык, до чого зазначиме, же наистѣ первый словник (Ласлова Чопея) появил ся онь 25 роков по написаню сей статьи. Дале, зазначат, же не возможно, обы правопис цѣлком адекватно одповѣдал народному выгваряню, ани не треба на то змагати ся. Въедно з тым, треба повѣсти, же на тот час была уже грамматика Лучкая, яка намного лѣпше одповѣдат народному русинскому языкови, як марны змаганя Иоанна Раковского. Также Лучкай у прилогах ку грамматицѣ продемонстровал примѣры чистого народного языка, котрый и мал бы ся брати в основу при вызначеню грамматичных форм. Лучкай, на роздѣл од Раковского, придумуючого, як бы зъединити грамматично Русинов Подкарпатя из Галичанами, зазначат, же Русины глаголныма формами суть в едной языковой группѣ з Чехами и Словаками, а значит не треба нич придумовати, а лем брати народны формы глаголов. Также Лучкай уже задолго до того зазначил непотребность твердого знака на конци слов. Были на тот час и авторы, такы як Александер Павлович, што писали переважно файным народным языком. Была и Духновичова Добродѣтель. Але, як мож видѣти, представа о языку Подкарпатскых Русинов натогды щи не овладѣла массами.
С перваго взгляда на настоящий журнал наш, каждый може убѣдитися, что мы теперь по иным грамматическим формам пишем, нежели писали смы при редакции Церковной Газеты, и не тым правописанием пользуемся, котораго держали смы ся при издании упомянутой Церковной Газеты. Причина сего различия явствуе сама по себѣ. Ибо прежде мы старали смы ся писати по формам Великорусскаго языка, нынѣ же хочем писати по нашему областному русскому нарѣчию. Отсюда слѣдуе, что должно быти различие между грамматическими формами и правописанием двох журналов, преемствовавших друг друга под редакциею нашею. Но тут же и представляеся нам вопрос: якому правописанию и якой Грамматицѣ послѣдуем мы при употреблении нашего областнаго русскаго нарѣчия? Пишем ли мы по собственной Грамматицѣ, или ачей руководствуемся изданною нѣкоторую у нас Грамматикою? Не могши сказати, что мы приняли смы за руководство нѣкоторую из существующих у нас Грамматик, мы вынуждены смы объявити, что мы вознамѣрили смы писати по собственной Грамматицѣ, или лучше сказавши, поелику изданной нами Грамматики нѣт, мы рѣшили смы ся руководствовати собственными соображениями по части употребления нами письменнаго русскаго языка. Отдавая полную справедливость всѣм изданным у нас Грамматикам, як то: Левицкаго, Добрянскаго, Лучкая и пр. и никус не оспору их достоинства, мы должны смы еднакож замѣтити, что из них ни една, до сих пор, не есть принята за руководство нашими писателями. С 1848 года, як времени нашего народнаго возрождения принявшися за воздѣлование нашей литературы, мы стали смы писати, и, понынѣ, пишем каждый по своим видам и соображениям в отношении употребления книжнаго языка. Отсюда межи нами нѣт ниякого согласия ни по части грамматических правил, ни по части лексиконскаго употребления слов. Зважив многоразличныя затруднения, соединенныя с образованием всякаго языка, мы нисколько не можем удивлятися сему разногласию и разъединению, господствующему у нас в литературном отношении. Ибо еден десяток лѣт далеко еще не составляе того круга времени, в продолжение котораго могли бы ся установити прочныя правила для нѣкотораго языка. Мы замѣчаем, что у великих народов, принявшихся давно уже за обработование своего языка, и притом обладающих государственными средствами, частократно встрѣчаются размолвки и прения по поводу словаря и грамматических свойств языка. Недавно сообщено было в журналах, что в Франции только Cousin и Villaimain,поняв хорошо дух языка, успѣли избѣжати грамматических неправильностей, тогда как другии наиславнѣйшии писатели: Lamartine, Hugo, Scribe и пр. на основании их рукописей обличены были в грамматических погрѣшностях. Сие иначе и не може быти. Язык выражае жизнь народа. А жизнь предполагае дѣятельность, ибо гдѣ нѣт дѣятельности, там нѣт и жизни. Дѣятельность народа измѣряеся его преуспѣянием и движением в науках, в гражданственности и иных условиях образованности. Слѣдовательно язык лишь у такого народа може быти неподвижен, который лишился жизни, или коснѣе в бездѣйственности, или поражен есть летаргическим сном. Но у народов дѣйствующих и кипящих жизнию язык, непремѣнно, должен образоватися, подвергатися перемѣнам и сообразно движению народному принимати большии или меньшии размѣры усовершенствования. Посему да никто из нас ни не смущаеся тым, что у нас, по сию пору нѣт утвержденной Грамматики, ни никто да не претендуе себѣ авторитет на непогрѣшимость и безпечность воззрѣний своих. В настоящих обстоятельствах достаточно буде для нас, кедь так будеме писати, чтобы могли смы друг друга розумѣти, и сколько нибудь споспѣшествовати развитию и распространению употребляемого у нас языка для пользы и образования народа нашего. С такой точки зрѣния просим мы читателей наших судити о правописании и грамматических формах языка, употребляемого нами при редакции настоящаго журнала. В том каждый согласится с нами, что без Грамматики нельзя писати. Каждый, принявшийся за перо, стараеся сообразоватися или с рѣчью и выговором народа, или со слогом усвоенным себѣ на основании чтения надлежащих авторов и сочинений, или по правилам, составленным им же самим при помощи своих наблюдений и соображений. Человѣческий язык, будучи выражением самаго разума, и составляя органическое цѣлое, непремѣнно должен подлежати законам, связующим составныя части и устрояющим точный смысл его. Сколь ни ясно и понятно есть сие само по себѣ, однако не столь же легко есть опредѣлити тыи законы, на которых основуе ся органическая и мысленная жизнь языка. Потому и грамматики разных языков, только в продолжении большаго времени, поступают в жизнь у народов, и ими усовершенствуются по мѣрѣ образования их. Нам извѣстно есть, что у Славян послѣ озарения их свѣтом науки Христианской чрез нѣсколько столѣтий церковно-славянский язык служил, самым могущественным пособием их народнаго образования. Он так сросся с жизнию разных славянских племен, что трудно разобрати, у котораго именно племени болѣе уцѣлѣл народный елемент языка при влиянии церковно-славянскаго языка на его умственную жизнь, а у котораго менѣе? Русское ли, Булгарское ли, или Сербское, албо ачей Польское и Чешское племя дало у себе больший простор церковно-славянскому языку, нежели своему собственному нарѣчию? Сей вопрос по недостатку письменных памятников происходящих из времени до принятия Славянами Вѣры Христианской, едва буде когда либо рѣшен учеными. А потому церковный язык остаеся и понынѣ загадкою ученых, недоумѣвающих, мают ли его считати русским, или булгарским, сербским, словинским, чешским или яким иным славянским нарѣчием. Вообще всякое славянское племя в нем находит что нибудь собственное, однакож ни едно из них не находит в нем цѣлком своего языка. Ученый автор сочинения: «Les manuscrits Slaves» весьма умно замѣчае, что со старо-славянским языком не иначе есть дѣло, як с первобытным, от котораго происходит он, равно як и санскритский со семью индоевропейских языков. Он находится вездѣ, и его нѣт нигдѣ. «C’est qu’il en est de la langue paléoslave comme de cette langue primitive dont elle tire son origine ainsi que le Sanscrit et les autres membres de la famille aryenne. On la trouve parlont, et elle n’e nulle part» (стр. 11). Особенно же весьма трудно опредѣлити черты, разграничающия русский язык от упомянутаго церковно-славянского языка. Нарѣчиями русскаго языка вообще считаются: Великорусское, Малорусское и Бѣлорусское. К которому из сих нарѣчий ближе подходит старо-славянский язык, не только мы не в состоянии разобрати, но и ученнѣйшии нас не успѣли еще рѣшити сего вопроса. Ученый Погодин в Извѣстиях Императорской Академии Наук за 1856 г. (Том V. Выпуск II.), доказуе, что Старославянский язык не есть ни булгарский, ни сербский, ни словинский, но есть Великорусский язык. Наш бл. п. Михаил Лучкай, в своей Грамматицѣ, именно на том основании, что старо-славянский язык майже сходствуе с нашим областным русским нарѣчием, извиняе наших предков в том, что до него никто не принялся за составление Грамматики, говоря: «quae (ruthenica) lingva siquidem… cum vetero-slavica ferme conveniret, ideo necessaria haud existimabatur distincta ejus Grammatica, siquidem flexiones Vetero-Slavicae pro hac quoque deservirent, paucae vero differentiae pro nihilo justo reputarentur.» Не говорим о мнѣниях иных авторов, почитающих старо-славянский язык то булгарским, то сербским, то иным нарѣчием славянским. То же само мы должны смы сказати и о свойствах, отдѣляющих Малорусский язык от Великорускаго. Нѣт сомнѣния, что суть положительныя примѣты, характеризующия одно и другое нарѣчие, еднакож сии примѣты, еще ни едным ученым не показаны опредѣлительно и отчетливо. По нашему свѣдению нѣт ни для Малороссийскаго языка, ни для нашего областного нарѣчия опредѣленной и установленной Грамматики. Судьба малороссийскаго и нашего областнаго языка в отношении к литературному значению, почти тая же сама, которая старославянскаго языка в отношении ко всеобщей славянской литературѣ. Як священное Писание составляе всеобщее достояние всѣх Славян, так и всѣ древнии русскии памятники, сирѣчь: Слово о полку Игоревѣ, Правда Русская, многоразличныя лѣтописи составляют общее литературное сокровище русскаго племени. А потому на основании упомянутых памятников весьма трудно разобрати, что именно составляе собственность сего или другаго русскаго племени. Только с утверждения Московскаго государства в XVI. столѣтии Великорусское нарѣчие стало в болѣе рѣзких чертах отличатися от Малорусскаго, которое при преобладающем развитии Великорусскаго, стало мало по малу клонитися к упадку, пока наконец не было почти совсѣм пренебрежено, и вытѣснено из ученаго мира, потеряв литературное значение. Особенно у нас, в Австрии, едва могут быти показаны нѣкии слѣды заботливости о воздѣловании его. За время гоподства латинскаго языка, наш язык должен был уступити упомянутому латинскому, а позже, по пробуждении национальнаго чувства, в Венгрии он вытѣснен был из общежития мадярским, а в Галиции – польским языком. Таким образом до 1848 года у нас, кромѣ катихизисов, нѣкоторых изданий проповѣдей и собраний пѣсней, не находилося нияких сочинений на нашем нарѣчии и не выходило нияких журналов на нем. Посему, если мы желаем, чтобы нарѣчие наше получило якое-нибудь литературное значение, то мы должны смы, мовь(?), от азбуки начати, и мало по малу усовершенствовати оное, дабы оно здѣлало ся способным орудием распространения нужных и полезных свѣдѣний в народѣ нашем. Для устранения всяких недоумѣний мы должны смы вперед извинити себе пред читателями нашими, что мы в настоящую пору, вовсе не пишем еще на чистом нашем областном нарѣчии. Для оправдания нашего достаточным считаем сказати, что мы до сих пор не мали смы ни пособий, ни средств усвоити себѣ упомянутое нарѣчие в такой мѣрѣ, чтобы мы были смы в состоянии выражатися на нем о всѣх предметах, входящих в состав наук и литературного образования. Но уклонившися от письменнаго языка, которым мы прежде пользовали смы ся и намѣряяся болѣе и болѣе приближатися к нашему областному русскому нарѣчию, мы надѣемся, что в течении времени успѣем усвоити себѣ всѣ формы и образ выражения его до того, что оно болѣе или менѣе становится самостоятельным русским нарѣчием.
Предварительно мы считали смы нужным здѣлати слѣдующия отступления от письменнаго языка, на котором выходила Церковная Газета, именно:
В первых: на сколько свѣдѣния наши по сей части допускают, стараемся вводити в употребление выражения и названия вещей свойственныя народу нашему, которых мы, до сих пор, при издании Церковной Газеты, старали смы ся избѣжати для сохранения в ней единообразия языка.
В вторых: чтобы сохранити неповрежденный характер нашего русскаго языка, не исключаем мы из него тых великорусских слов и выражений, которыя отчасти введены уже в употребление нашими писателями, отчасти же по единоплеменности извѣстны народу нашему.
В третьих поставили смы себѣ задачею, сколько лишь возможно примѣняти в употребляемому нами языку грамматическия формы нашего областного нарѣчия. Сии формы частью общеизвѣстны суть публицѣ нашей, частью же онѣ нововведены суть нами самими. Первыя не требуют нияких объяснений, понеже онѣ, и по согласию всѣх грамматик наших, и по общенародному употреблению утве(р)ждены и узаконены в языцѣ нашем, на пр. в глаголах спряжения с помогательною е 3-ье лице единственнаго числа с оставлением окончания т, сирѣчь: читае, пише вмѣсто читает, пишет. Но втораго рода грамматическия формы, нами нововведенныя, без сомнѣния, требуют, со стороны нашей, надлежащаго пояснения. К сим именно относим мы в глаголах 1-ое лице множественнаго лица, нами употребляемое в настоящем времени с окончанием м а в прошедшем времени с окончанием смы, напр. дѣлаем, творим, дѣлали смы, творили смы. Зваживши, что сие окончание спряжения глаголов иначе произносится в Венгрии, а иначе в Галиции, именно в Венгрии оно замѣняеся буквою е, як то: дѣлаеме, твориме, дѣлали сме, творили сме, а в Галиции – буквою о, як то: дѣлаемо, творимо, дѣлали смо, творили смо, мы для соглашения разнотвующаго произношения за благо признали смы удержати на основании филологических правил природное и свойственное сему лицу окончание м или смы, ибо оно ничто иное не есть, як мѣстоимение мы, неповрежденно сохранившееся в глаголах, на пр. есмы, имамы и пр. Сверх сего буквы ъ и ы будучи подвижны, могут быти в выговорѣ и чтении замѣнены соотвѣтствующими буквами е и о. – Далѣе мы должны смы еще здѣлати замѣчание свое касательно употребляемых нами так называемых многократных или учащательных глаголов. Нѣкоторые из писателей наших придают им окончание овувати, на пр. зараховувати, содѣловувати, отсюда в спряжении употребляеся: зараховувуе, содѣловувуе и пр. Сколько нам извѣстно, такого спряжения глаголов мы нигдѣ не встрѣчали в народѣ нашем и вовсе не знаем, откуда оно взято есть. Повидимому оно перековеркано из великорусскаго содѣлывать, обработывать. По нашему мнѣнию болѣе соотвѣтствуе в сем отношении нашему областному русскому нарѣчию простое окончание овати, нежели овувати. Посему мы будем писати содѣловати, содѣлую, перечитовати, перечитую и пр.
В четвертых: касательно правописания долгом нашим считаем замѣтити, что мы по части его придержуемся тых же самих начал, которыя большею частию наших писателей уже приняты и с малою только разницею утверждены суть у нас. Именно мы не выпускаем нигдѣ буквы ѣ, гдѣ она по законам грамматики должна находитися. Сию букву у нас не може замѣнити ни е, ни и, потому что сии буквы у нас не вездѣ умягчают предъидущую согласную, между тым як буква ѣ у нас повсюду произносится по звуку мягкой буквы и. На примѣр если бы кто написал дило вмѣсто дѣло, то по Великорусскому произношению слово дило было бы произнесено согласно выговору нашего народа, но у нас с употреблением буквы и, оно приняло бы почти такий звук, який мае буква ы у Великоруссов. Нѣкоторыи из наших писателей, особенно галицких звыкли букву о накрывати знаком ^ там гдѣ она произносится як и, на примѣр в словах: конь, вол, воз и пр. В сем отношении, мы за лучше признали смы послѣдовати тым писателям, которыи не употребляют таковых значков. Ибо, в самом дѣлѣ, если бы слѣдовало означати всѣ согласныя, гласныя и полугласныя буквы, которыя употребляются по правописанию, а межи тым иначе произносятся по народному выговору, то тогда должно было бы означати не только букву о, но и л, а, е, и, ъ, ы, навѣсными значками, понеже л в нѣкоторых существительных и прилагательных именах, и в прошедшем времени глаголов, на пр. в долг, читал, писал, произносится як в, то есть, довг, читав, писав, буква а в родительном падежѣ единственнаго числа имен прилагательных произносится, як о на пр. святого, а пишеся святаго; буква е произносится иногда як о, на пр. чорный, чоловѣк, тобѣ, собѣ, хотя пишеся черный, человѣк, себѣ, тебѣ, иногда як йо, на пр. огнйом, а пишеся огнем; буква и, в нѣкоторых падежах произносится як ѣ, на пр. пишеся пани, а произносится панѣ, (dominae) для различия от паны (domini). В вышезамѣченном нами лицѣ множественнаго числа, при спряжении глаголов буквы: ъ и ы, могут быти произносимы, як е или о. Поелику кромѣ сих букв нашлося бы еще и больше, которыя измѣняют звук свой при стечении с иными буквами, то должно было бы навѣшевати майже каждую букву накрывательным знаком, то что весьма затрудняло бы и писание и печатание, а межи тым дуже мало или ничто не было бы вспоможено распространению единообразного выговора слов в народѣ. Мы не думаем, чтобы у нѣкоторого народа возможно было подвести произношение букв под правила разумного правописания. А потому и не должны смы гонятися за невозможным и неуловимым, а, лучше старатися о том, чтобы чрез распространение книжнаго языка разнообразие народного говора болѣе или менѣе было замѣнено правильным и ученым произношением. Наконец
В пятых: изъявляем, что относительно технических выражений и слов, мы, послѣдуя примѣру иных образованных народов, будем избѣжати лишних неологизмов и придержеватися болѣе или менѣе извѣстной терминологии.
Вот воззрѣния наши по части языка, употребляемого нами при редакции настоящаго журнала. Може быти, что в сем или в другом ошибаемся, однакож они (вышеизложенныя воззрѣния) для нас будут служити руководством дотолѣ, пока не прийдеся нам найти что-нибудь лучшее, или кѣм-либо не буде нам показано нѣчто основательнѣйшее. Посему покорнѣйше просим господ Корреспондентов наших не оскорблятися тым, если мы, сообразно вышеизложенным воззрѣниям нашим, будем передѣловати их статьи и с нужными перемѣнами помѣщати оныя в столбцах журнала нашего.
Редакция**
----
*В текстѣ вылишили сьме твердый знак у конци слов, а тоже замѣнили сьме церковнославянскы начертаня букв на нынѣшны: н, у, я; и (/й). Иншы призначностѣ текста не рушаны.
**Редактор – Иоанн Раковскый.
Церковный Вѣстникъ для Русиновъ
Австрїйской Державы, №1. Будинъ,
10 (22) Іюлїя 1858. Стор. 3–7.