Бокораши ци фаркановы

Час горше, ги вода. Бо воду, аж бы як быстро утѣкала, изопре чоловѣк. Набере фашин, навозит камѣня, учинит кошицѣ, пак и перегатит, та уже начинит ся выр. А час не зопре никто. Тот йде та йде неисперяемо. Раз бѣжит, раз гибы постав­ковав. Минут годы, и раз лем можеш собѣ заспѣвати: уж журавы одлетѣли. Де ся мои лѣта дѣли?!

Но, та так. Лѣта текли. Мати, прощена бы, скоро умерла. Отець став вдовець та помалы постарѣв. Та и мы, хлопцѣ, еден за другым поподростали. Та як попод­ростали, Майдан и старика сьме позалишали. Найскорше пошов найстаршый брат Р. Став ся попом, та пошов у Земплин помежи свѣчкарѣ. Там за Настазом и оженив ся. Одты пак по якыхсь то роках вер­нув ся у Мараморош, у тото село котрого люде од давна давен из отця на сына усе фаркановили т.е. по водѣ бокоры возили. Там жив, прощен бы, Орос Мигаль Мигалюв. Малый ростом, ста­рый годами, а розумак такый, ги гадюк. Коли я го видѣв, уже постарѣлый быв и став ся церковником. Але не быв бого­бойный. Извонка указовав ся тихым а изудну – кусливым псом быв. А ото тым злѣйше было, бо ги малый горощичок усе кыпѣв. Бывало, выйдеме з ним позад роботниками на поле. Тоты косили, валы трясли, а мы говорили. Не горазд! То он говорив, а я ся прислуховав. Бо коли ся роз­говорив, дуже файно знав розповѣдовати за стародавнину. Коли то он ищи знав опачинов метати!

–Та знаете, паночку, майже усе на водѣ-м сидѣв.

–Но, та што было з вами на водѣ? – зазвѣдываю го.

–Йой-ой, паночку, много было, много. Тадь, видав, за толькы годы лиш при­траф­­ля­ло ся сесе-тото подашто.

–Но, та з того подачого скажѣт ми ото, што вам ся май зазначити валовшным привидѣло!

Я щи й не выповѣв, што бы-м любив, обы ми приказовав, уже он голову на бок склонив быв, та так спод крысани повоком дивив ся д горѣ на ня, ги воробак повоком позерат на когута, ба што бы на дяку когутови было: ци лишити зеренце, ци смѣло узяти сперед когута? И я зажмурив едно око и мало засмѣявши ся едным оком глипнув на чоловѣчого воробака. И он тым духом уганув, што бы му треба говорити и одкы зачати. Не дармо быв крути-верти мудраком. Зачати треба  пу­тем. Видав, чоловѣк, аж и бокораш, та лиш долу водов пущат ся. Та ипен зато йдѣм и мы долу водов.

Тадь знаете, паночку, ож крем Телекиовых Довжанской доминии увесь Мара­морош кинчтарскый. Усѣ хащи по горах од Хуста до Торуне, од Торуне до Ардя­лу усѣ лѣсы од Чебриня до Ясиня, од Ясиня до Каштеля – ото ушитко диригуе, веде, управляе кинчтарска дирекция у Сиготѣ. Туй-там сут и приватны паны, котры то булше, то менше хащи мают. И сесѣ и кинчтария мают фиресы, де пилами рубают, сѣкут дощкы, а не топором колют та тешут, ги мы, сарака сель­скы. Та пилют уже од давна давен. Найболшый склад и фирес кинчтарскый е Буштинскый Гандал. Туды звожуют из цѣвок ужовками звязаны дарабы из горы сповыше Сигота долов рѣками у Тису Лопакы (Лопа­жакы). А дале Надьагом (Великов Рѣков) майданскы та голятинскы Верхо­винце спущают из дощок ис­силены китеши. Из Буштина та од Хустского портоша понайболше сокырничане ведут дарабы у Намень. Там пак по пятеро, шестеро дарабув иссилят у бокор и так плынут помалы туды долов у Совнок, вадь ищи ниже онь у Сегед, де мы бо­ко­ры передали. А як од нас дерево: цѣвкы та дощкы – перебрали разом и выплатили нас, так и мы верну­ли ся назад. А ци теперь ищи горазд йде бокорашам, ци нѣт, ото уже не уповѣв бы ем Вам, панчуку. Бо уже сут якысь годы, што-м не быв долов Ти­сов. Раз за ото, же-м постарѣв. Уже-м не бировав за корманеша быти. Бо там бы метати, ай ци метати та крутити опачинов, обы бокор задом не ударив млин вадь мостову ногу. А другый раз прото, бо так чувати, ож желѣзну дорогу хотят будовати. Желѣзниця пак одбере од Тисы бокоры. Зато и став ем церьков­ником. Час уже и Богу мало послужити. Бо, ой, пане, коли-м молодым быв, тогды бокор щи добрѣ платив. Ото было у пятдесятовых годах, десь так пять ци шѣсть годами по Кошутовой реберии. Тогды не пусты дрыва та дощкы сьме спущали долов Тисов, ай соль, пане соль. Дараб, быва­ло, ги на сажень – обы сьме го обходити могли – од крысла обкладеме ги на пувсажень дощками довкола, пак позад дощок на кубик обтесаный камѣнь из соле кладеме еден на другый, ги мур, щи высше од дощаного плота, чим высше, там усе менше едным шориком, докы лиш дараб бировав. Пак коли у Наменю и по десять дарабув иссилиме у бокор, из портоша Угре, бывало, так ся дивлят на него, гибы потихо, по десять сольны грун­кы плыли серед Тисы. Цѣлым терьхом лем до Токаю сьме плыли. Там была сольна комора, котра край вароша мала страшны магазины: майдовгы будинкы од церкве. Там мы дарабы одтерьхали и лем двома третинами ишли дале. На бокорѣ сидѣв и з нами ся вез кинчтарскый пан, котрый с собов мав письма, у котрых до крыхта позазначено было, колько кубичных камѣни соле мы натерьхали. Ипен только треба было нам у Токаю, у Совноцѣ та у Сегедѣ передати. Нароком кажу, ож требало было бы было, кебы было не хыбило. Бо хыбило пане, ой-ой, ци хы­било. Правда ож мы сокотили ся и дараб есьме осторожно везли. Айбо хоть як давали сьме позор и гадковали, обы ся у портош не ударив, бо Тиса туды долов так ся крутила и вила, ги гадина ся звыкла. Та хоть як сокотиш, де пренаглѣ треба было дараб закрутити, дуже легко ся стало, ож у портош ся ударив, вадь у портош не ударив, та у млин, котрых Угре доста много и густо у водѣ понаставляли, або у мостовы ногы не трѣснув. Бо кой ним ударило, а млин яв трясти ся, та камѣня соляного якысь дарабы из вершку пырскли у Тису. А хапати не мож было, бо Угре из млина выскочили, коли млином потрясло, та яли нам лаяти. Ой, тоты ся знали до того, до лайкы, коли пак зачуеме, ож басам сюды, басам туды, не было гадкы камѣня сыпляче ся хапати, ай котрый куды знав, туды ся змагав стулити ся. Бо Угрин не став коло лайкы, ай духом выняв пиштолю, та стрѣляй за нами! Но та сесе ся з млинами часто притрафляло. Бо туды, де пшеничны колачи та хлѣба ѣдят, много треба им мукы. Та гибы были надробили млины у Тису, только их там было. Айбо есе щи маймала бѣда была. Была и друга. Щи горша. Тадь тота уже цѣла бѣда была. Сарака Русин! Пак ци може тот свой живот без бѣды оджити? А ота так ся на нас навалила, пане, ану слухайте мало, щи и теперь мороз мнов пробѣгне, кой на тоты бури там запамятаю. Та знаете, Тиса, ото чудновита рѣка. Коли межи горами та берегами тече, та так ся справуе, ги якась дѣтина. Вода так бѣжит по камѣню долов рѣнев, ги пропущеный дѣтвак. Мече собов, булькоче, скаче ги коза та цап. Туй начинит выры, там броды. Пак коли выходит на угорску ровѣнь – утихне вода, ги у яком есь то страшном корытѣ, так помалы тече, гибы ся и не кыва­ла. Та як пак, панчуку, прошу по такой водѣ плавати! Бокор гибы быв пере­став плыти. А тоты – стрѣляй та стрѣляй за нами. Але не напудьте ся, панчуку, не трафили нас. Коли буря, бывало, надыйде, вода ги спужена маржина имит ся крутити, ямы та грункы метати. Дале и не кажу Вам, паночку, як есьме опачины у рукы хопили и «горѣ зад, держ перед» еден другому гойкали. Ледвы чули сьме еден другого. А коло нас гучит та трѣщит так, же Боже! Айбо якось свѣтнов бѣдов одплыли мы од пропасти. Нич нам не хыбило лем што дасколько – 5-6 камѣнев тесаных соли упали, – котрый у воду – а десь якысь мы вергли под корчик на берег. Мы знали такы корчи, под котрыми их никто не стямив, докы мы не вернули ся из Сегеда.

Бо через 3-4-5 тыждни доплыли сьме до Сегеда. Там порядочно оддали сьме соль, выплатили нас и мы пустили ся дому  пѣшѣ. Коли сьме ся вер­нули, та опят горѣ Тисов. Лиш не у водѣ, аж коло воды. Выбрали сьме ка­мѣ­ня спод корчиков, потовкли сьме и яли ходити по мадярскым селам и прода­вати соль. Угре много удячнѣйше и скорше куповали од нас крадцѣ соль, ги од чаславскых финанцов, монополистичну. Лиш нам дуже было ся соко­тити од сих чужинцев, зато и мѣр­ковати сьме мусѣли, куды заходиме. И так мы добрѣ, ой-ой ци добрѣ, зазначи­ли сьме собѣ усѣ села от Сегеда до Вуйлока и напамять сьме знали по тамошным сто­лицям, де котрый куды лежит. Не усѣ школяре знали и познавали так Угор­щи­ну коло Тисы, ги мы ото, панчуку, обы сьме добрѣ зазначили и нигда не забыли.

Но але кедь уже есе ем Вам, панчуку, выповѣв, та уже лем дале и тото повѣм, обы сьме ся не помылили, же мы, Русины тутешны, не лиш коло Тисы тоту Угор­щи­ну сьме горазд познавали, ай и од Тисы туды дале до Нѣру. Мы Мараморощане, Долишняне, правда на водѣ сьме заробляли хлѣб, а Руснаци Верховинце та бережанскы бойкы та дичкы, як и ужанскы та земплинскы Лемакы до Нѣру ходили из года на год на «жниво». А не лиш хлопы, ай и жоны тай дѣвкы выпроважали кероны до Сукмарвармеди та на право аж до Дебрецина та долов аж до Велико-Вараду.

Угорщина, так обы сьте знали, Паночку, мѣркуйте на ото, што Вам кажу, бо тото чиста правда, сама истина, наша правдива мати. Болш матерей мы у Мадярщинѣ живущы от давных давен не мали сьме, и не маеме, и не хочеме мати. А за Тисов та туды долов наша кешеня, куды на заробок ходиме.

Бо щи, прошу, есе послухайте, Паночку. Никуды инуде было нам вандро­вати за хлѣбом, ни до Галичины, ни туды далеко до Маскальщины. Тай и не йшли, тай не ходили сьме нигда. Тай не чув ем, обы были нашы дѣды забрали ся на якусь там роботу. Правда, же и одты не приходили сюды за нами. Туй поповав на изянской фарѣ прощен бы о. Раковскый, котрый як ем чув и рускы новинкы писав, ани едного русина не загнав, тай не за­ганяв на Маскальщину на заробок, бо, видав, дуже горазд знав, же нас там не треба. Мали сьме, тай маеме, тай будеме мати свой хлѣб туй, в Угорщинѣ, де мы дома. Тамтуды и без нас доста людей, зато Маскальщина, так ми дѣдо приказовав, за нас нигда нич не гадала.

Прошу, панчуку, перебачте за довгу бесѣду. Много-м Вам лопонѣв, але не соромлю ся, бо правду, чисту правду-м говорив. Аж бы сьте ся сомнѣвали, позвѣдайте, прошу, хоть котрого бокораша от Сокырници до Рахова, хоть котрое село, из котрого люде дерево возили по Тисѣ до Сегеда, тай усѣ села коло Великой Рѣкы, коло Тересвы и коло Талабора, котры лем «китеши», хочу казати, не цѣвкы, лем дощкы провадили ид Тисѣ, и слухайте их, та будете од них чути, ци так было и так е, як ем Вам приказовав. Бо не лем так е, и так было од давных часов, коли щи од Хуста цѣлое поле до Салдобош­ской хащи дубами было густо покрыто, як ищи из тых пару дубов видѣти мож, котры на Саргыджи сокырницком стоят, хоть уже и не онь товсты.

Горазд, горазд дуже горазд Мигалю, же сесе сьте ми розповѣли. Доста на теперь. Дякую Вам. И с тым розышли сьме ся. Он ид роботязем, пони­кати, што чинят. А я, головку склонивши, прохожовав ем ся и розгадовав, ож, еге, простый хлоп, як файно ми потолковав, же зашто они и тоты, што китеши спущали долов водов удты од Лопушного та Майдану де фирисы сѣкли та рубали дощкы, та удты з горы долов до Хуста усѣ прилѣпляют ся ид Угорщинѣ. Ото цѣла наша истинна, правдива, дорога мати, а не мачоха – казали ми майданци, щи май давно, ги Орос Мигаль Мигалюв. Ба, пяту-м гимназию кончив и на вакациях быв ем напослѣд на Майданѣ одклонити ся от дѣда, котрого тогды-м видѣв послѣдный раз, коли ми люде приказовали, ож мы ходиме туды через готарь до Галича. Десь якысь были у Гошовѣ на одпустѣ, та и ты не удячно принимали. Цѣлком чужы собѣ были. Та и не е и не было за што туды нам идти. Ноша у них инака, страва инака, обычаи гет-гет инакы, заробити нич не дают. Дѣды нам говорили, же и давно так было. Тамтоты паны, ци шляхта, ци нѣт, и спознавати нас не хотѣли, ай напроти, были часы, коли одты тай ищи май з далнѣйшых сторон: з Маскальщины – до нас приходили. Не на заробок, ай такы, што перед урядами позапрятовали ся и сюды утѣкали через готарь. Так знаеме, же и нашу майданску школу якыйсь Маскаль, князь, ци гроф, ци якыйсь барин своими руками збудовав, за ото, же у нас ся стулити мог. Зашто мусѣв з Маскальщины бѣчи, не годны сьме были ся дознати, бо дуже неговорливый быв чоловѣк. Та нашто нам такых утѣканцюв. Нас не треба туды, тай они най собѣ сидят дома. Но, роздумую собѣ, та и майданци мали правду.

И я ид той правдѣ лиш мало маю додати. Коли нашы прадѣды иззад Карпатскых гор и из тамошных долин поза велику причину – ото може кождый знати, же велика-превелика причина мусѣла быти, бо тогды земли было доста, а кметюв дуже мало, – могу казати, крадцѣ, може бѣгом переб­родили гущи-хащи, котрыми тогды и тамошны горы, полонины прикрыты были, и перемучены выцабали на хрыбет Карпата, кто знае: ба ци не одклонили ся од залишеной домо­вины, котру поза сие-тото лишити мусѣли и то наухтема? Прошу и напоминаю усѣх нашых Русинов, обы ласку мали над сими моими словами розгадовати. Як они над сими словами розгадуют, так и я ломлю голову и ставляю собѣ вопрос: коли нашы дѣды туйкы прияли, они туйкы посѣдали, села понакладовали, туй мирно жили и жиют, а за стару домовину и только не знают, же не мож повѣсти, одкы сюды позацяпкали, ци ты розны тоты нашы лопонякы, котрых каганець морит, же не лиш еден другого звѣдат: ци брати нам литературний язык, а аж брати, одкы го узяти, ци признавати язык Пушкина за нашый готово, але так ся сважают и росщибают, же од давных роков и тото не могли рѣшити, ци мы Русины, ци Угроросы и т.д.

Антоний Годинка (Сокырницькый Сирохман)
Жерело: Lelőhelye: MTA Könyvtár Kézirattár. MS 4814/1.

Рукопис переписав и появив Иштван Удвари.
Подаеме в кодификованом вариантѣ,
а неуправеный можете видѣти ту: 

Годинка_Бокораши.pdf