Чудо

Автор мае красный стиль — пише без непотребных слов, короткыма ре­че­ня­ми и чисто подкарпатскыма словныма засобами. Яко доброму педа­гогу крас­но уда­ют ся ему оповѣданя из закрасков дѣточой психологии…

Николай Лелекач

— Мамочко, завтра уже Великдень, ци правда?

— Правда, сынку!

— Тогды завтра паску будеме ѣсти. Ци правда, бѣлу?

— Айно, сынку — проговорила тихо Олена а крадком стерла слызы з очей.

Ей чоловѣк, Федор, сидѣв на порозѣ. Позирав ся на свою жену та мовчав.

Иванко, порозникавши у комнатцѣ, увидѣв на ладѣ корыто. Прикрав ся тихенько и поникав под скатерть.

— Мамочко, се не паска, се хлѣб! — сказав укоряючи.

— Нѣт, сынку, то буде наша паска, — сказала Олена.

— Як буде з чорного тѣста бѣла паска? — интересовав ся Иванко недовѣрчиво.

— Понесеме до церкви посвятити, будеме молити ся, а Бог даст, перемѣнит ся в бѣлу — успокоевала Олена свого сына, але ей очи знова залляли ся слызами.

Федор потряс ся од якогось великого гнѣву. Подскочив. Взяв свою крысаню.

Оленка затаила свои слызы, вергла ся до него, взяла крысаню и зачала умоляти, уже Бог знае, колько раз сего тыждня:

— Федорику, лем теперь раз послухай! Лем теперь, перед святками не пойди до него из гнѣвом!

— А як до него маю идти? Хыба из ласкавым сердцем. До него, до гордого скупенды? Што сам у достатках! Каждому жебракови нароком обома руками роз­мѣтуе и смѣе ся, же его внук из голоду умирае! — злостив ся Федор.

— Федорику, прошу тебе, лем теперь лиши! И не говори так перед дѣтинов!

— Чому бы-м не говорив? Най научит ся и он, же у мого отця якое камѣнное серд­це. Та я то дале не буду терпѣти! Я до него пойду и розрахую ся. Што мое, най менѣ выдаст! За то, же я, тебе полюбив та взяв, за то, же нам не веде ся и го­ло­дуеме, не мае права збытковати ся над нами.

— Я всему винна — заплакала Олена. — Чого не одступила-м ся из твоей до­ро­гы?

— Я винен, чому слухав ем на тебе, та не пораховав ся з ним уже давно! Але дале не чекаю, родный отець ци нѣт, я ще днесь все упорядкую! — ска­зав Фе­дор и вхопив до рук оловлянку.

Оленка плачучи вергла ся на его груди:

— Прошу тебе, Федорику! Лем теперь не иди! Увидиш, Бог даст, его сердце раз по­мягкне, та все буде добрѣ! Лем теперь, под святками, не зачинай зваду! Про­шу, лиши все на Бога, увидиш, Бог нам поможе!

Федор вздыхнув. Зложив оловянку и крысаню. Сѣв знова на порог. У хатчинѣ было тихо и смутно. Як коли чорна хмара перелетит над полями и лишит за собов якусь тяжку грозьбу.

Иванко не мог стерпѣти довгу мовчанку. Досель зачудовано стояв и при­слу­хо­вав ся словам своих родичов. Много з того не розумѣв, але дакотры слова вгрыз­ли ся в его мозок. Зачав мудровати. Без материной помочи, як уже так мно­го раз, не мог выйти на ровну дорогу. Зазвѣдав и теперь:

— Мамочко, якое то камѣнное сердце?

— Твердое, як камѣнь — вздыхала Олена.

— А у добрых людей якое? — звѣдав дале Иванко.

— Мягкое, як масло.

Иванко знова замовк на минутку. Колѣсцята его молоденького розуму зачали зно­ва обертати ся. Наконець — кто бы знав казати, якыма дорогами — дойшов до такого розсудку:

— Мамочко, я уже за дѣда молити ся не буду!

— Ты за дѣда молиш ся? — зачудовав ся Федор, и поникав на Олену. В его очах заблистѣло штось з той любви, яков може лем первы христиане позирали на своих мартиров.

— Айно, одповѣв рѣшучо Иванко — болше не буду!

— Не говори такое, Иванку — научала Олена — за отця, мамку и за дѣда мо­ли­ти ся треба.

— Але коли у дѣда камѣнное сердце, коли он недобрый чоловѣк — корив ся Иван­ко.

— Треба молити ся, обы его сердце помягкло — сказала Олена и зо слызами в очах зачала свого сынка цѣловати.

Федор не мог дале стерпѣти, тихенько выйшов з хаты.

***

Святочны звоны весело скликовали людей до церкви. Далеко зашибав ся их го­лос: Христос воскрес! Мир вам всѣм! Рушило ся цѣлое село, и найдалшы зво­ри­ны з кошиками, тайстринами, з бѣлов пасков, шовдарем, колбасов.

И Федор несе свою кошарочку. За ним — зрушено ступают Иванко та Олена. Ма­лый хлопчик в своем животѣ се первый раз спустив ся з далекого вершка у се­ло, де церковь стоит, и де дѣдо жие.

Якый он може быти? — мудруе в собѣ Иванко. Ци такы чорны очи у него, як у ня­нь­ка?... А чому у дѣда камѣнное сердце, коли у нянька мягкое?

Раз-по-раз позирав на свою мамку и зашептав:

— Мамко, я буду молити ся!

— Добрѣ, добрѣ! У церкви всѣ молят ся! — говорила Олена.

— И дѣдо там буде? — зазвѣдав раз нагло Иванко.

— Не знаю, — сказала Олена.

— Коли я его увижу? — интересовав ся Иванко.

— Як его сердце помягкне, — одповѣла Олена.

— Я буду молити ся, — рѣшив в собѣ твердо и весело ишов за своим отцем.

Перед церквов поставили свою кошарочку десь из краю и чекали.

Иванко замѣшав ся у глоту. Николи не видѣв так много людей погромадѣ. Тве­р­до держав ся за материну руку. Але раз увидѣв, же якыйсь хлопчик, еще мен­шый як он, смѣло обертае ся, прохожуе ся межи людми и зазират у цифрованы ко­шар­кы. Тихенько вытяг свою ручку из материной и незамѣтно приключив ся до того хлопчика.

Чужый хлопчик на зачатку чинив ся, як бы не видѣв Иванка. Але раз лем став и ска­зав ему:

— У мене новы топанкы!

Иванко поникав на новы топанкы, але они не заинтересовали его. Поникав на свои постолы и гордо сказав:

— Мои постолы нянько сшили!

Тому хлопчикови, видно, се заимпоновало, бо имив Иванка за руку и по сему двое ходили сюды-туды мудруючи.

Раз стали перед кошарков старшого уже чоловѣка и зачали щебетати:

— Красны бѣлы паскы. То из бѣлой мукы.

— И нашы такы будут. Нашы з чорной мукы, але мы з мамов молити ся будеме, та они перемѣнят ся в бѣлы.

— Може. И у мене е мамка — та ще и нянько.

— У мене и дѣдо е.

— И у мене е.

— Але у мого камѣнное сердце.

— Якое, камѣнное?

— Айно, та мамка казала, же як буде молити ся, тогды помягкне и тогды наша па­с­ка буде все из бѣлой мукы!

— Я бы любив видѣти камѣнное сердце!

Старшый чоловѣк, перед пасков якого стояли хлопчикы, слухав их слова. Слу­хав тай усмѣхнув ся:

— Дурненькы, якы дурницѣ плетут! Бѣла паска из чорной мукы та камѣнное сер­дце!

Поникав на малого хлопчика и нагло як бы штось укололо в его сердце. При­га­дав собѣ свого одинокого сына. Як бы его самого видѣв тут перед собов. Ак­ку­рат такым мудруючым хлопчиком быв.

Приступив ближе и зазвѣдав:

— Чий ты, хлопчику?

— Няньков — одповѣв Иванко смѣло.

— А як тебе кличут?

— Иванко.

— Як мене, — забубонѣв старый.

— А отця твого як кличут?

Иванко и тото знав. Сказав: «Федор Бѣлей».

Старик розрушено звѣдав дале:

— Та у вас паска чорна?

— Буде бѣла — твердив рѣшучо Иванко.

— Знаю, ты молити ся будеш. Кто тебе учив молити ся?

— Мамочка.

— А ты и за дѣда молиш ся?

— Айно, мамочка казала, же за нянька, мамку и за дѣда треба молити ся.

— Обы у него помягкло сердце?

— Айно.

— А тогды у вас буде все бѣла паска?

— Айно.

— Старик мовчкы стояв минутку, в его очах заблистѣла една з найдорожшых перлин. Потом сказав хлопчикови:

— Приведи ты сюды свою мамочку, я бы любив ю видѣти!

— Приведу — пристав Иванко и порозникав, куды бы идти за своев мамков. Не мав никуды идти. Его мамка уже давно з настрашеным сердцем глядала за ним, а теперь, як его втямила, вергла ся до него:

— Иванку, йой, як я напудила ся! Куды ты заблудив?

Лем теперь втямила старого. Стала як стовп. Што теперь буде, коли старик знова заговорит до ней так сердито, коли зачне ю знова ганьбити, высмѣвати, тут перед цѣлым селом? И коли то учуе ей чоловѣк и прибѣгне? Боже, што тут буде? Кровь буде течи на сякое великое свято!

Иванко своими словами пробудив ю зо страху:

— Пойдь сюды, мамочко, сей дѣдо хоче тебе видѣти!

Олена поникала на старика. Николи не видѣла его такым, як теперь. Его очи бы­ли такы благы, як бы ей муж позирав на ню.

— То ты сего хлопчика молити ся научила? — проговорив старый дрыжачым го­лосом.

— Я, — сказала Олена червенѣючи.

— Ты его учила, же и за дѣда треба молити ся?

— Она — казав Иванко, коли видѣв, же его мати не знае говорити.

— И тогды, коли у дѣда камѣнное сердце?

— Она, она — спѣшив ся потвердити Иванко.

И тогды стало ся чудо. Старый Иван Бѣлей перед цѣлов громадов обняв свою не­вѣсту, жебрачку, што ю досель ани видѣти не хотѣв и став ю плачучи цѣ­ло­ва­ти. Потом подняв и свого внука и того зачав здурѣло цѣловати. Наконець, обы гро­ма­да ще болше чудовала ся, пошов за своим сыном, обняв и того и по­цѣ­ло­вав ся и з ним.

Громада зашумѣла.

— Чудо, чудо — говорили.

Звоны зазвонили и перечили ся из нима:

— Не чудо, лем Христос воскрес! Во истину воскрес! Добрым людям мир при­нес!

А Иванко, як всѣ четверо сѣли за стол у старого Бѣлея, гордо похвалив ся:

— Видиш мамко, у нас бѣла паска — а у нашого дѣда мягкое сердце! — Я доб­рѣ молив ся!

Всѣ стали и з доятым сердцем молили ся:

— Христос воскрес! Во истину воскрес!

Жерело: Ирину засватали. Ужгородъ.1941. 13–21.

https://rusin8.webnode.ru/news/markush-aleksander-irinu-zasvatali/