Дика вода
Дѣтвак сирота. Корыстолюбный опѣкун. Мындра як причина утраты маетку. Свадьбы из гудаками циганами и битками. Такы типовы образкы з даколишного подкарпатского села, а докопы зливають ся они в едно заимаючое полотно, де выразныма потягами пензлика змалевана невшорена судьба молодого чоловѣка, што не найшов собѣ свого мѣста в громадѣ. Язык автора, як и в попередных повѣданях, незначно здомашненый.
Марочко уже всѣм впив ся в душу. Всякый его тямить у злом. И нѣкому противостати. Мають страх люде. Вѣдь Марочко на вшитко готовый! Ему тюрма не страшна. Даколи он тоскуе за ней, гледать лиш удобный случай, обы ся достав там. А ради того он хоть кого на улици побие, а тко му повѣсть хоть слово – у бѣлый день копицю сѣна му подпалить. А уже на свадьбах колько он кровли напив ся! Такый, як в яри дика вода. И пошла за него пригварька: злый, як Марочко.
Така уже у него судьба. Обстав ся з дѣтства сиротом. Зостало по отцеви даколько дарабох землѣ. Злый уйко служив ся нима и злодѣйствовав на сиротѣ. И пошла в Марочкови ненависть од уйка ку всѣм людям. Ищи будучи хлопчиком скреготав зубами, видячи людскы обманства, и жадав напити ся теплой кровли людской. Ледвы исповнило ся его повнолѣтство, продав весь маеток, пошов в свѣт и вшитко прокельтовав. А коли жеб уже быв пустый, тут и появив ся в селѣ. Одтогды и зачали ся его вандровкы в «Иванову хату».
***
Тямлю, то было на мясницѣ. Свадьбы ся свадьбовали многы. Мындра ся пила, як вода. Молодцѣ били ся до милой волѣ так, же не были паны жандарѣ без роботы. И цигане тоже заробили немало, – было з чего «бити ся по циганскы». А од смыка у них рукы попухли. Старому басистови Шуклови, што пие мындру, як корова воду, уже надоѣло носити стары басы.
Марочко неодмѣнно держить ся при музицѣ, танцюе, подсвистуе, подспѣвуе. Друлять всѣх и каждого, як грѣшна душа в пеклѣ, што не мае покаяня. А посмѣти дакому перед Марочком выступити в защитѣ своей чести – никому и в голову не прийде. З тым побойцем и пройдисвѣтом тко бы из людскых дѣтей зводив порахункы?
Но Гарман быв щастливой рукы. Дав Марочкови рынглем по головѣ. И одтогды неудача низала ся за неудачов. На Дячковой свадьбѣ всѣ Куричкы били его по головѣ тарелями, повныма голубкох. А по тому вшиткому и цигане перестали слухати Марочка.
У Григоря на свадьбѣ розказуе Марочко густи «румынскый». А старый Шукло надув свои торомбы и гварить: «Хочеш волошскый – иди в Апшу ку Волохам!» Як туй имили ся реготати, цѣла свадьба смѣяла ся. Марочко крозь зубы зрегочав, як збѣснѣтый, и верг ся на Шуклу. Вырвав из его рук басы и на головѣ и на плечох му розбив басы на паздѣря. Туй уже всѣ цигане взяли ся за Марочка, давай го бити. Они его, а он их бие. Старый примаш Дзябка спустив пробиту руку, контраш Гавяз достав ножом у хребет. Халесмургови читаво ся достало по головѣ. Гуслѣ вшиткы поламаны. А уже за Шуклу – што и говорити: тому буде на цѣлый живот.
Молодцѣ ся погнали за Марочком. Полетѣло за ним камѣня. Но Марочко лиш пяты указав. И было по свадьбѣ. За тыждень по тому не было Марочка дома. А як лиш зась появив ся, набив Гармана, тот ледвы живый обстав ся. Ищи слѣдовало научити циганску банду.
У Курила была свадьба. Музика рѣзала. Молодцѣ веселили ся. Марочко не быв притомный. Стямили люде, же он из Хаимовой корчмы на окно смотрѣв, коли музика молодых до церкви спровожала. Марочко ходив по харастнику, што коло моста. Пофитьковав и думав велику думу, ни на кого не уважаючи. Циганох му требало. А знав он, же тоты будуть мусѣти вертати ся, и што бы ся ни стало, а хоть бы и два дны мав чекати, – хотѣв их стрѣтити, жебы му ся не вымкли. Цѣлый кыпѣв од злости на всѣх Циганох од Хаимова поколѣня и донынѣ.
На зорях ишли опиты цигане, вадячи ся по циганскы. На серединѣ моста Марочко зарычав кроз зубы и погнав ся за циганами. Тоты, назлощены еден на другого, обернули свой гнѣв на Марочка и подпитого шмарили они го з моста у выр, же за ним лиш вода брызгнула. Шмарили и пошли собѣ дале.
***
Же Маричка нѣт у селѣ – не чудо. Ото не первый раз. А цигане крыли в собѣ тайну. Кому ся люблять выслухы и тюрмы?
Час ся минав. Подув южный ярный вѣтрик. Горы од вѣтра ся засинѣли. Урвала ся з них каламутна вода – потоками, котры ширшы были, як рѣкы влѣтѣ. А ревли потокы, як сердиты звѣрѣ. Зачало зпод снѣга купнѣти. В крячу появили ся предтечи яри – сколоздрикы. Вечерами народ ровтами пиловав у храм Божый на говѣлны богослуженя. И мыслѣ людскы зачали ся из ярев обновляти и веселѣти. Воды пришли, буйны, каламутны, ярны воды. И нѣт куды рушити ся – всягды болото до шеѣ.
А дѣти – тых дома не мож удержати! Стануть на ходулѣ и давай по водѣ бродити. За километер од моста у великой розтоцѣ под вербов выявили дѣти утопленика. По всѣм данным оказало ся, же ото – труп Марочка.
Господи, слава тобѣ за вшитко! Всѣ вздыхнули собѣ. Ачей од бездолѣ живот свой загубив? Ци датко забив побойцю? Провказати не удало ся. Зазвонили у звоны. Най буде их голос благословенный! Затямить их каждый, затямить и тоту дику воду, што забрала живот всеобщого сельского врага. На похоронах цѣлое село прощало своему гнѣвнику. Текли слызы жалю и доятости. Шептали ся молитвы одпущеня – обиженых за свого обидника.
Переходили ярны воды, а за нима и память о Марочкови…
Жерело: Димитрій В. Рущак. Домашніе люди. РНГ. Ужгород. 1937. 29–33.