Горькый рай милого края

В. Сочка-Боржавин. Любимый край. Ужгород, 2006. Творчость Василя Боржавина (Сочкы) е зеркалом цѣлого пути дозрѣваня подкарпаторуской литературы: перву свою книгу написав по русскы в пересвѣдченю, же наш язык е «русский с другим произношением» (1943), пак писав по русскы уже не з пересвѣдченя, ай з мусаю (1990), наконець под вплывом новой русинськой оброды приходит до народного русинского языка з традицийным правописом (2006). Путь довжинов людського живота, на котром главнов утратов е час, котрый не мож вернути.  

     Року 1923 А. Петров опубликовав у Празѣ литературный памятник русинского языка из року 1550 (датум приблизный) – Няговску Постиллу непознатого автора из села Нягова у Марамороши (переименованого пак через 400 роков коммунистами на Добрянское). Язык того твора практично такый, як нынѣ. Непознатый автор Постиллы уже тогды знав, же у Русинов частиця «ся» е сло­бодна и по­слѣ­до­вателно писав еѣ окреме! Г. Стрип­скый року 1943 в Литературной Недѣли Подкар­пат­с­кого Об­щества Наук (ПОН) на стор. 141 обнародовав оду не­по­знатого автора Пѣснь о Епископѣ Михаилѣ Олшавском из року 1743 и при тому дав читателям на позор, як у нюй правилно и по­слѣдо­вателно употребена буква «ґ». Л. Дежев и И. Удвари проанализовали масу на­шых языковых памяток и вызначили характерны знакы нашого языка, межи котрыма, напримѣр, злукы «гы», «кы», «хы». Тогды щи не были выданы ниякы грамматикы, а нашы люде знали писати одповѣдно на­род­ному языку, котрым у нас го­во­рит ся! М. Лучкай, што опубликовав перву нашу грамма­тику (1830), щи слободну од политичных вплывов, тоже опе­ра­ючи ся на народный язык и практичный подкарпатскый розум, нигде не пише «ъ» у конци слова, опередивши свой вѣк майже на 200 роков! У 400‑лѣтя Няговской Постиллы, 200‑лѣтя оды Олшавскому и 110 роков по Луч­ка­еви всѣ пуб­ликации ПОН идут из «ъ», а частиця «ся» лѣ­пит ся до глагола, выгумованы «гы», «кы», «хы» и т. д., буква «ґ» игнорована подля етимологичного принципа.  Се вшытко надиктовано нам было звонку! Но грамматика Гарайды (1941) даже при сих еѣ политичных рудиментах мала еден колоссалный плус: она приблизила ся ид на­родному языкови и погребла «языковый вопрос», из помочов котрого чехословацка власть за 20 роков гамовала кон­солидацию русинского народа. Одтеперь русинскы писателѣ зачали ду­мати на содержаня и литературну якость своих творов, а не мордовали ся из  «языковым вопросом», и дѣло рушило ся. М. Капраль, анализо­вав­шый период 1941–44, называт го майуспѣшнѣйшым за вшытку историю русинской литературы и потвержуе сесѣ свои слова фактами! В сесь период Ф. Потушняк писав: «Мало народов з такыма старинныма знаками, як наш, ...з културов котрых робили бы ся такы експерименты як у нас. А наша преса цѣлых 20 лѣт на все дивила ся из замкнутыма очима.» [Литературна Недѣля, 1943, 105]. Од року 1945, як знаеме, Русинов и их литературы «не стало», бо настала «по­длин­ная демократия». Од року 1991 за­кончила ся, и тогды на Русинов зась придав ся призбе­раный Чехами великый опыт. Выкопали из гроба «язы­ковый вопрос», обы нашы писателѣ зась мали ся из чим мордовати. Еден ся моцуе из буквами «я» и «ю», жебы их росскѣпити як атомы на «йа», «йу», другы му помагают, же треба сѣм-там росскѣпляти на «ьа», «ьу», третѣ ся кохают у слободѣ придумовати всякы стрѣшкы, цяткы, кривулькы и гачкы над и под буквами. А любителям старовизны е буква ѣть: «ѣ». Без ней, кажут едны, набизовно не го­ден быти русинскый язык. Вшыткы иншы 13 сла­вянскых языков, кажут иншы, давно, скоро буде 100 роков, успѣшно без ѣтя жиют, зашто не е го ни на компютерах, ни на печатных машинках и набизовно не буде нигда. (Сесе пророчество не справдило ся и по довжом часѣ наконець достали сьме «ѣ» в гарнитурѣ Unicode). А чешска вынаходка сполягливо фунгуе и в условиях новой украин­ской де­мократии. Експеримент над Русинами иде дале...

     Василь Сочка-Боржавин по силѣ свого годного вѣку Матужалем ру­син­ской литературы: межи его первов паробоцков книжочков (Горы и доля, 1943) и послѣднов – дистанция трех людскых гене­ра­ций, а ведно из сере­дущов (Горы и до­ля, 1990) се якбы три миловы камѣнѣ, што зна­ме­нают трагедию русинско­го народа и его литературы. Уже из сей причины не мож было зачати говорити за по­слѣдну книжку автора, за­крывши очи на предисторию. Перва книга выйшла у Мадяр­скум ко­роль­ствѣ, у часѣ войны и на языкови неприятеля, из котрым ся воевало. Се само од себе говорит за многое, границя Европы про­ходила тогды по гребѣням Карпат. Тогды щи никто из угрорускых пи­сателев, конку­ру­ючых из нахыленым до украино­филства ПОНом,  не до­гадовав ся, же се сут послѣдны русинскы книгы, дале будут лем украинскы и  рускы. (Вше­лияк, тота кон­ку­рен­ция дае ся видѣти лем у лексицѣ, синтаксѣ, ниякых слѣдов зло­­слав­ного «языкового вопроса» межи конкурентами не видко.) На­ставшу по войнѣ дилемму писатель по довгой вы­мушеной павзѣ рѣшив на хосен русского языка и  книжка 1990 року суверенно пред­ставляе вер­ши­ну его твор­чости. Видав, и туй ся на доброе при­служило, же автор кон­цен­труе ся на со­дер­жаня и литературну якость,  чим добивае ся доброго ре­зул­тата, правда, не в бесѣдѣ свого народа. 15 роков возроженя русин­ства, у котрых Василь Сочка-Бор­жавин од зачатков играе ведучу ролю, нутят го за­ста­новити ся на вопросѣ языка, котрым пише. Из од­дѣ­ленем Украины спомянута дилемма фурт тѣснѣйше и яс­нѣйше зужуе ся до алтер­нативы: украинскый вадь русин­скый писатель. Се, главно, не вопрос языка, ай вопрос мен­­та­литета. Кто прочитат милову книжку 1990 року, не мо­же мати сомнѣвку, же корѣня Сочкового менталитета жив­лят ся из Европы, адтак писатель не годен иншый путь выбрати, як путь окре­мѣшного русинского писемства. Даже знаючи при тому, же буде под­даный насмѣшкам, пре­слѣ­до­ваням и всякым другым «прелестям» з боку нацио­на­листов. У своей поетичной визии поет хотѣв бы быти сло­бодный «як орел в Карпатах», но ведно з тым мусит ра­ховати ся з реалиями, и зато «болят, и болят нашы раны,  бо Руснакам не служит закон». Не можеме строго судити послѣдну книжку автора, як и в цѣлому литературу такого нещастного сара­кы народа, над котрым ро­били и роблят екс­пе­ри­менты, котрому спалили всѣ книгы, закрыли шко­лы, скубли и коп­кали довгы рокы, од котрого украли отцюзнину и еле­мен­тарны людскы права, котрого и днесь хотьякый наятый мизерный писарчук годен публично и бескарно по­ни­жовати – туй не можеме хосновати такы критерии, як до литературы народа, котрый розвиват ся слободно. Тепе­ришна трагедия Подкарпатя, котра видливо вказуе ся в иг­но­ро­ваню властями волѣ народа, вы­казаной на рефе­рен­думѣ 01.12.1991, напоминае трагедию по Кошутовой ре­во­луции, коли активно поддержавшым еѣ Русинам были од­речены националны права. Зато мо­же­ме порозумѣти и оправдати тоту горькоту и терпкость, што е во­ди­телным чуством послѣдной Сочковой книгы.

                                                                           Иван Гутник

жерело: Пудкарпатськый Русин, №11(14), 2006. ст.2.