Лишка

(З ловецкых повѣдань)

В молодости я, истинный горняк и правдивый сын лѣсистых Карпат, мал страстну пассию до ловецтва, оддаючи му ачей вшиток  свой час, вольный од занять. Мушу признати ся, же страсть тота во мнѣ сохранила ся донынѣ, хотя з током часу она во мнѣ притупила ся, та и часы не тоты настали, и звѣрька попропадала. Што и говорити, вшитко се уже не то, з якой стороны бы не взяти! Айно!

И якы лем не бывали зо мнов пригоды! Як вспомянеш — и сам не повѣруеш, же то была правда, а не выдумка, як ся рече: ловецка латина.

Раз, бывши еще студентом, в добрый старый, як теперь знают говорити, довоенный час, я приѣхал на святкы домю. Жили мы тогды на Пряшовщинѣ в глухом селѣ. Доокола горы, дебрѣ и темны сосновы и буковы лѣсы. Едным словом, романтика наповно! Не чудо про то, же мня з неудержимов силов потягло в лѣс, который, до того, находил ся такой ту, зачинал ся около села, числячого не веце як четыри десяткы дворов. Ку тому же належало добыти на святкы традичного «рождественного заяця», як сего требуе мѣстный угрорусскый обычай.

Был у нас в селѣ звонарь, меном Федор, а на прозывку Зубач. Никому не было вѣстно походжѣня сей прозывкы, бо ж зубов у него было мало, та и тоты были ледаякы  через привьгчку жвати доган, як то ся гварит: багов. Правдиве его фамилийне мено я так и не памятам, та тото окрем него самого тай урядов ачей так и не знал никто в селѣ. Он, наперек своей близкости ку церкви, мал повѣсть печеного злодюжкы и питляка. Даколько раз, из налѣганя благочестных парохианов, его змѣтовали з поста звонаря, но не на долго, бо ж никто не знал так красно вызваняти на звоны и проганяти звонным спѣвом бурьовы хмары, як он. Про тото его безподобне умѣня сельчане мусѣли му одпустити и терпѣти его битангства.

Был он, вшелияк, чоловѣк схопный и хитрый, при том виталный и веселый, словом — чоловѣк в каждом оглядѣ первоклассный, кедь бы лем не тота его непоборна страсть ку чужой властности.

Як ловцю не было му пары. Истинный слѣдарь, знал он всѣ звѣрины переходы и читал в лѣсѣ из слѣдов и всякых иных примѣт, як з отвореной книгы.

Так, оле ку тому знаменитому мужу и обернул ем ся, обы он ми был за компанию в лесѣ на ловах и зробил даколькы нагонкы, о то веце, же в том часѣ ловецкого пса не найшло ся. Он пристал з очевидным задовольством и взял зо собов и свого сына Юрка, хлопчиска дас лѣт пятнадцяти.

Были около двѣ годины пополудне, коли мы побрали ся в лѣс. Погода стояла мягка, з легков захмарков и ледва спозначным синим завоем у воздусѣ. Вночи понад рано нападал свѣжый снѣг, засыпавшый всѣ звѣрины слѣды. Ногы в нем топили ся, яко в пуху.

Во первых нагонках не указало ся нич, хоть обое мои наганяче усиловно дуркали палицями до дрѣков ядловця, под корчами котрого любит ся прятати дробна дичина. Якбач, заяцѣ — главна цѣль нашых глядань, бывши засыпаны нападаным сночи снѣгом, спокойно пропустили мимо себе наганячов. В третьей або четвертой нагонцѣ наглѣ  штось мигло ся помеджи ядловцевы корчѣ. Лишка — то была она — потаено прокрала ся по мягкому снѣгу, хоснуючи прикрытя густого корчовля. Еще момент — и была бы ся вымкла без выстрѣла. Я подхопил пушку и стрѣлил з обох цѣвок, не мѣряючи, як ся рече: дуфлом. Лѣсне ехо глухо повторило даколько раз гук выстрѣлов. Но лишка щезла в пороховом дымѣ. Бѣжу к мѣсту, де ем ю в послѣдный раз видѣл: нѣт лишкы! Не трафил ем значит! Иду дале за слѣдами. Ту виджу: капка кровли. Оле друга... Значит вшак лем трафил ем, а прото, ачей, слабо. А лишкы взимѣ необычайно живучы.

На тот час приспѣли и мои наганяче. Мы пошли дале за слѣдами. Кровли все веце и веце. Перешовши дас полкилометра, мы пришли ку глубокой ярузѣ, ку так званой Чортовой Дебри, што чомусь мала повѣсть нечистого мѣста.

Слѣды лишкы указовали, же она спустила ся долу в яругу. Я застановил ся в роздумованю, гадаючи собѣ, як быти дале. Тут Федор, якбы одповѣдаючи на мои розважаня, нараз выступил з таков понуков: «Шкода часу, паночку, Юрко най иде за лишков, а мы з Вами еще учинѣм пару гайташи», — так называют по мѣстному нагонкы. Кусчок подумавши, пристал ем. Вшак наистѣ, кедь лишцѣ суджено быти уловенов, та ю и Юрко найде за слѣдами, котры все явнѣйше указовали, же кровавляча фурт веце лишка уже не годна буде далеко одыйти, и час не буде опусто страченый.

Мы так и зробили. Юрко ишол за слѣдами лишкы, а мы же з Федором побрали ся ловити дале. На сей раз нам еще менше щастило. Звѣрькы або зовсѣм не было в нагонках, або ж она утѣкала сторонами.

По даяком часѣ вернул ся ку нам Юрко, цѣлый започеный. «Нѣт лишкы, — говорит задыхчано, — скрыла ся в норѣ, што под дуплавым буком.» Але ту он многозначно перезирнул ся зо своим отцем и, пошупавши кусчок потылицю, нараз повѣл: «Ити бы ми уже домю скотину накормити.» «Правда, правда, иди, сынку, домю,» — подхватил нараз на мое немале зачудованя Федор, хоть у него полна хыжа была з дѣтми, та уж, певно, же  было кому накормити его не нательо многочисленне «стадо», складене лем з едной коровкы и теличкы.

Хлопчиско, весело посвистуючи, пустил ся домю. Мы з Федором ишли дале, лем дѣло уже якось зовсѣм не дарило ся нам. Зробивши еще едну неподарену нагонку, под яковсь выгварков одышол и Федор, перед тым порадивши ми непремѣнно зайти на Чорный Кут — так называл ся еден лѣсный готарь — там, дѣ, все звыкли быти заяцѣ.

Не было ми в гадцѣ стримовати го, о то веце, же справованя его и сыново видѣло ся ми все веце подозрителным.

Пождавши дакус, я осторожно побрал ся ку дебри, куды спустила ся ранена лишка, и пошол за слѣдами. Скоро перед моима очима предстала интересна позиранка, и я годен был вповнѣ восстановити, што одбывало ся по тому, як мы росстали ся с Юрком. На снѣгови видко было, же лишка од утраты кровли ставала ся все слабша и даколько разы спочивала, обы зобрати силы.

Скоро Юрко зачал ю доганяти. Было видко, же пробовал доразити лишку ударом палицѣ, одпечаткы котрой было ясно видко на нерушеном снѣгови, то справа, то злѣва. Ту зачинал ся, так повѣсти, зачаток конця. Хлопчиско, поятый ловецков пассиов, гнал ся за своев жертвов, што было силы, а лишка, выбивала ся из послѣдных сил, чинила клюкасты скокы, обы выгнути ся смертоносному удару... Вшак, яй, даремно! Гужовнатый хлопчиско наконець, преци засяг лишку и трафным ударом палицѣ доразил ю. Вшитко ту одогравше ся очивидно было одпечатано на снѣгови.

«Та сяк стоит дѣло! Пождѣт, злодюжкы, я вас научу!» — подумал ем собѣ. Найвеце мня поразило, же отець и сын так прекрасно порозумѣли еден другого, не вымѣнивши при том ни едно слово, им доста было про то лем вымѣнити крадком даколько позрѣнь.

Я пошол за слѣдами хлопця дале. Перешовши около сто крокы, нараз виджу, же Юрко штось загрюб до снѣгу, але там, на зачудованя, нич не найшло ся. Ту я зачал уважно озирати ся доокола и виджу, же слѣды Юрка то одходят, то вертают ся ку тому же мѣсту, а пак зась оддаляют ся. Еднак, я скоро похопил, же Юрко, зарывши до снѣгу лишку, сперву вернул ся ку нам, обы скламати, же лишка утѣкла, а пак вернул ся ку ней зась, вынял ю зо снѣгу и понюс ю дале в напрямѣ села.

Не лишаючи надѣю, ишол ем за слѣдами Юрка дале. На мягком снѣгови было ясно видко одпечаток звисавшого и волочившого ся пухнастого лишачого хвоста...

Через даякый час ку слѣдам Юрка прилучили ся и слѣды его отця, котрый ту, якбач, его догнал. На краю лѣса они стали. Уважно обзирам ся и виджу, же около едного корча снѣг подозрително стоптаный и порытый... Сердце ми задуркало од тремы. Но то была трема не ловця, а вывѣдача, жбира, доганяючого злодюжку. Трясучов ся руков розгрѣбам снѣг и натыкам ся на штось мягке, серстяне. Вынимам и виджу: лишка! Тай еще яка лишка! Темна, такой чорна, циже правдива «углярька», як называт ся по народному темна файта лишкы, за котру в народѣ моцно держит ся повѣра, же она од того така чорна, же в углю валят ся.

Я безмала поцѣловал ю од радости, но вчасно здержал ем ся и лем погладил ем ю, приповѣдаючи якысь ласковы слова.

Прочнувши ся од радости и успокоеня, ту я зазначил, же мои «джентлмены», не надѣючи ся завидка без свѣдков прокрасти ся домю, зарыли ю под корчом з тым, обы навечор пак вернути ся за нев.

Калкулация их была справна, еднак, як видиме, не так ся стало, як ся гадало!...

Взял ем лишку и быстро пустил ся домю, тым часом розважуючи, як бы ми научити злодюжок. На мое щастя стрѣтил ся ми пес, вертавшый ся, якбач, з лѣсных ловов домю. Я, не долго думавши, пристрѣлил го, слѣдуючи ловецкому звыку знищовати блукачых псов. Тот ся указал псом едного з валалчанов, а был то невелькый, рыжый, мохнатый пес з пухнастым хвостом, гет подобный на лишку. Ту ми нараз засвѣтлѣла думка. Я взял того пса и другов дражков потяг его на то мѣсто, де лишка была зарыта, и загрюб го до снѣгу, загладивши, накельо мож было, слѣды, заметал их снѣгом.

Тым часом зачало зовсѣм змеркати ся. На небѣ появили ся оловяны хмары, и спустила ся студена мряка. Скоро зовсѣм ся стемнѣло, и в темнотѣ лем снѣг бѣлѣл ся, тай чорнѣли ся силуеты корчов и дерев.

Я спрятал ся и вычековал. Скоро зачули ся чиись придусены голосы и захрустѣл под чиимись ногами снѣг. Идут, значит!...

Затаил ем дых, хоть ледвы ем стримовал дусившый ми гортанку смѣх.

Наконець они подошли. «Темно, до фраса!» — говорит Федор. «Де же сьме то ю зарыли?» «Оле там, под тым ядловцевым корчом» — одповѣдат му Юрко, рысьи очи котрого и в сей кромѣшной тмѣ роcпознавали предметы, и зачал кутати под корчом.

«Ту е,» повѣдат наконець Юрко. «Та тягай ю, а пойдьме скорѣй домю,» говорит отець.

Пошли. Коли они дакус одошли, я сторонами быстро побѣг домю и, одклавши лишку, побрал ся в село, де встрѣтил ем даколько бездѣлно шейтаючых паробчаков. Наскоро росповѣл ем им, як стоит дѣло, и мы быстро пошли ку хыжи Федора и попрятали ся. Через минуту споза гумна указали ся два силуеты. То был Федор и Юрко. Они, нич не подозрѣваючи, зашли одзаду в хыжу.

Мы притаили дых, ледвы стримуючи смѣх. Скоро задны дверѣ зась ростворили ся и штось мягке глухо гепнуло на землю, в допроводѣ лайкы. То пса вышмарил Федор, в первом порывѣ злости, объявивши при свѣтлѣ, же з ним, старым лишаком, так читаво выбабрали, а еще и высмѣяли ся з него.

Ту еден паробок поднял вышмареного мертвого пса и, поклопкавши, выставил его пыск на облак. Тогды позосталы хлопчиска зачали побѣснѣто выти и гавкати
по псячи, шиковно наслѣдуючи вшелиякы файты псов розличного вѣку. Учувши сяке и завѣтривши запах трупа забитого пса, зчинили вытя правдивы псы и неодовго цѣле село розголосило ся неутихаючым вытьом и брехотом псов, перерываным хихотом и криками паробков. Федор зачал розгоняти хлопчисков, але то еще веце збудило их.

На друге рано цѣле село знало за пригоду з лишков. Федорови, особенно же Юркови, не мож было появити ся в селѣ. Де бы они не появили ся, за ними вслѣд хлопчиска выли и гавкали, а чим веце они злостили ся и лали, тым веце их выдразняли.

Пак настала война и людям не до смѣху стало ся. Еднак, повѣдают, же одтогды    Федор перестал красти.

Жерело: П. П. Совинъ. Лисица. // Календарь культ.-просвѣтительн. общества имени А. В. Духновича въ Ужгородѣ на 1942 годъ. Cc. 98–104., з оригиналнов илл. (Товм. з русского) //  https://rusyns-library.org - «Русинська Библіотека – ИИФ въ Ужгородѣ»