Народочисленя

Гумор присутный як елемент ли­­те­ра­турного выкладу у векшины под­кар­пат­скых писателев. И гумореска як специалный жанер была любена и здо­маш­не­на в под­карпатской ли­те­ра­ту­рѣ, хоть и менше росширена. Иван Му­ра­ний, кот­рый за­ни­мав ся и товмаченями з английскых и французскых класиков, ба аж и ма­те­ма­тичныма зглядованями, выходить за рамкы каждоденного се­ль­с­кого жи­во­та и вносить но­вы темы до русинской литературы.

(Гумореска)

Оголошуе ся народочисленя и я, еден из тых милионов, до котрых се ого­лошеня относить ся, чувствую чтось взбужаючое, чтось взвышеное, чтось горд­ливое, чтось, что простыми словами и выказати не мож, мож лиш чув­ст­во­вати. А як бы нѣт. Жив я — незначна клѣточка в огромном организмѣ — до сих пор никым незамѣченый, хыба что екзекуторы знали за мене, а теперь нараз интересуе ся мнов сама Держава, хоче знати и за мене, хоче знати, кто я такый, откуда похожу, як живу, чим занимаю ся, едным словом, хоче мати мою — так казати —  фотографию, зняту з мене спереду, з обох боков, иззаду, зверху и здолу, извнѣ и внутрѣ. Правда, сяку фотографию звыкли робити о злочинцях, але я думаю, же и злочинець гордый на то, як полиция так основно интересуе ся ним. Я не злочинець, ни якыйсь славный ци богатый муж, о якых звыкли газеты писати, головно тогды, коли наконець рачать переѣхати из сего житя у Вѣчность и дадуть мѣсто тым, котрѣ уже давным-давно чекають выпорожненя их и радо бы присталн и на то, обы сѣ славны мужѣ хотя бы на колесници Илии поѣхали туды, де нѣт чинов, нѣт телековых книг, нѣт титулов, нѣт бляшок на груди и других подобных сует, недостойных серйозного чоловѣка и мудреця. Нѣт — я простенькый чоловѣчок без чинов, без титулов и без бляшок, з ними звязаных. Радуюся, же живу и никто мнов не творить ся.

Всеж така велика нагода, як народочисленя, и мене встревожила не в малой мѣрѣ. Представив я собѣ, як прийде ко мнѣ якыйсь комисарь, и то не хоть якый пройдисвѣт, а истинный пан в цилиндрѣ, в святочной одежи, в рукавицях и торжественно передасть менѣ отповѣдны бланкеты в сопроводѣ маленькой речи и поясненя что до выповненя такого важного документа, як бланкеты народочисленя. Но — выповнити бланкеты не буде для мене тяжкым дѣлом, в конци концев знаю, кто я, кто мои родичѣ и все прочое.

* * *

И так з нетерпезливостью чекав я тот позарядовый день, коли зачне ся народочисленя. Сподѣвав ся я на то, же буду межи первыми, до котрых пан комиссарь рачить, и зато приготовив ем ся, обы прилично приняти у себе важну навщиву и вытворити на лицѣ отповѣдный серйозно торжественый выраз.

Чекав ем еден день — нич. Другый день — нич. Девятый, десятый, пят­над­цятый день — нич. Уже от семого дня нос мой, котрый в сѣ дны носив ем гет высоко, охляв и зачав якось протяговати ся. Что се — думаю собѣ — за мене ачей забыли? Куды мнѣ голосити ся, чтобы обернути увагу на то, же и я существую? Вижу, же якыйсь панчук снуе по улицях сюда-туда, заходить до едной хыжѣ, до другой, даже до найблизшых сосѣдов, а до мене — нич. Се уже показало ся менѣ маленько ги обидным, бо хотяй я маленькый чоловѣк, всеже не ем зовсѣм нула.

Наконець вечером пятнадцятого дня в суботу, вижу, же тот самый пан­чук, котрого видѣв ем на сих днях бѣгати по улицях, зближать ся ку воротам моего дома. Хвала Богу — думаю собѣ — всеж не забыли за мене. Выстроив я на лицю торжественно-кыслый обиженый выраз и летѣв ем отворити пан­чу­ко­ви двери.

Ай тот, як увидѣв мене, чтось забормотав и лиш так через двери сунув менѣ в рукы якысь бланкеты и, уже отходячи, казав: «Выповнѣть! Десь в понедѣлок або второк прийду за ними».

Из сим щез. Я онь скаменѣв. Что се?

Сякое важное, торжественное дѣло, лише сяк поверхово, ук—мук—фук, отправлять ся ?

Но — вижу, тут нѣчого дѣлати, и забрав ся я в мое дупло, обы пере­смот­рѣ­ти поданы мнѣ бланкеты. И тогды видѣв я, же  сѣ бланкеты по совѣсти и прав­дѣ выповнити гет мудреное дѣло, тут даже потребно обернути ся за по­ра­дов до мудрѣйшых людей, як ем я.

Берѣм, напримѣр, сякый вопрос: «Ци мож вас поважовати жидом?» На сей вопрос я з чистов совѣстью можу отповѣсти сяк: «Не лиш можу, але и по­ва­жую ся всѣми, кто мене ближе не знають, жидом». Хотяй я правовѣрный гре­ко­католик и ничого спольного з жидами не маю, всеж в первой мѣрѣ фаховцѣ в жи­довствѣ ци нежидовствѣ, именно самѣ жиды, без выимков признають мене жи­дом, и если в пятницю вечер встрѣчаю ся з ними, учтиво кланяють ся мнѣ: «Гит чабес», на что я так же учтиво отвѣчаю: «Гит чабес». Не отвѣчаю ничого пра­во­вѣрным христианам, котры, встрѣтивши ся зо мнов, розными лестными за­мѣтками в родѣ: «Вонячый жидиско», «Марш в Па­лес­ти­ну», «Сесь пар­ши­вець все еще тут валять ся?» и т. д. честують мою скромну особу. И хотя знаю, же тѣ, котры з найбольшов яростью выказують  свое мнѣние о жидах, еще 3–4 годы тому назад ани носа не знали утерти без помочи жидов, всеже не пущаю ся в спор з ними, обы вмѣсто слов не получити чувствительнѣйшых рукоимных ар­гу­ментов. Так я и записав: «Поважую ся жидом, але не ем жид».

Або берѣм другый вопрос: «На якой основѣ володѣете вы своим домом?» На се тоже лиш еден отвѣт можу дати: «На основѣ идиотства». Именно я, як до­вѣр­чивый чоловѣк, увѣровав обѣцянкам «Пітполонинского Всемірного Банка» и серед той пустары, о котрой банк на душу всѣх своих 360 директоров, под­ди­рек­торов, наддиректоров, вмѣсто-директоров, урядников и подурядников твер­див, же в найкоротшый час здѣлае ся земным раем з широкыми булварами, пар­ка­ми, церквами, монументами, до сих и не видеными на Подкарпатю, купив фундуш, не дорого и не дешево. Купив и, помочов дипломованого фахового будовельного подприемчика Хапайла-Недохапал, дав выбудовати дом, Чехы бы казали — барак. Потом чекав, коли настане земный рай. На жаль — земный рай нияк не хотѣв зъявити ся, именно то была хыба, же оно мало здѣлати ся, лиш не было написано: кым властиво, а самым собов через несовершенство природы не здѣлало ся до нынѣшного дня.

Так из земного рая зостали мухы, величинов в перст и з такым голосом, же можу их рекомендовати хоть в якый орхестр вмѣсто бомбардона, тоже ко­ма­ры, котрых, наоборот, не мож видѣтн, але зато щиплють немилосердно. О жабах и розных гадах не говорю, вѣдь рай без них быв бы подло заряженый.

Далшый вопрос: «Из чого есть будованый ваш дом: из камѣня, из валь­ков, из циглы?» Тут мог бы совѣстливый чоловѣк сей час головов о стѣну, кобы не бояв ся, же стѣна проломить ся и повалить ся на тот фундамент, о котром звѣ­дать ся, ци оно из камѣня, ци из бетону? Именно, кто може рѣшити тот вопрос, ци може такый чудесный выроб керамичного искусства называти ся циглов, кот­рый окрем червеной фарбы ниякых властностей циглы не мае, бо по пер­вой зимѣ сѣ так званы циглы зачали роспадовати ся на якыйсь порошок и рос­па­дують ся донынѣ? Валькы не суть, циглы не суть, чим же они суть? Еден Бог ми­лостивый знае! А ци може называти ся бетоном такый чудесный вытвор, кот­рый в 95%-ах складать ся из рѣни, а цименту в нем лише на показ находить ся, бо пан Хапайло-Недохапал, дипломованый еtс., на 20 тачок рѣни дав едну ску­пу тачку цимента, и зато мож цѣлый фундамент перстом розобрати?

Так и записав я: «По торжественнов божбов подпертому мнѣнию Ха­пай­ла-Недохапал, дипломованного еtс., из циглы и бетону.»

Далшый вопрос: «Чим есть крытый ваш дом?» Гм,… ци мож назвати кро­вом такый дах, котрый тече на десяти мѣстах; а к тому як искусно тече, же дѣ­ры найти не дай Боже?

Зато записав ем: «Де не крыто, там крыто етернитом».

Слѣдуючый вопрос: «Что есть ваше занятя?» Занять было колись у мене тай гет доста, але нынѣ ниякого занятя не маю, бо уже я в пензии. Пензия не ве­ли­ка и не мала, если чоловѣк нич не купуе, изза здоровельных причин до­воль­ст­вуе ся поливков из кромпель и тому подобными обманами, зовсѣм красно мо­же из ней выжити, даже чтось и остане ся на пачку. Словом — я в пензии. Але ци есть то занятя? Ани дорадникы мои не могли ми повѣсти, что есть мое за­ня­тя, коли я уже ничим не занимаю ся. Так записав я:

«Занятя у мене то, же ничим не занимаю ся». Сякых и подобных за­ди­рас­тых вопросов было там и болше, але думаю, и сих доста.

Только послѣдный вопрос причинив мнѣ боль головы, именно звѣдало ся, ци я слутый, безрукый, идиот, дурный…

Что на се отвѣчати? Слутый, калѣка, безрукый, безногый не ем. Але идиот?… Тут треба добрѣ подумати! И зачав я зводити рахункы моего живота и указало ся, же — summa summarum — позираючи на мой живот спереду, из­за­ду, з обох боков, зверху и здолу, извнѣ и внутрѣ, мож его характеризовати лиш ед­ным словом: «Идиотство».

Так и записав я при одобрительном покываню головами моих милых до­рад­ников:

«Идиот Идиотович".

Жерело: Иванъ Муранїй, Оповѣданя и байки. Унгваръ, 1941, ст. 55–62