О поетах и критиках
В септембрѣ минае 40 роков, одколи в Ужгородѣ закончив свой земный путь Микола Лелекач (1907–1975), историк, библиограф, редактор, литературознатель и литературный критик (псевдоним: Леми Мишилко). В’едно з Иваном Гарайдом были редакторами Литературной Недѣлѣ и другых выдань ПОН и так, в значной мѣрѣ, направляли литературный живот Подкарпатя в часѣ его розцвѣту в военных роках. Активным автором в тых роках выступав Федор Потушняк яко поет, прозаик и литературный критик. Лелекач и Потушняк были в главном еднодумцѣ, але не в деталах. Ай знаеме, якы то суть даколи односины межи автором и редактором, межи поетом и критиком. Обое писали и под псевдонимами и то давало можность перед неприближеныма тайнам читателями не лем критиковати або хвалити еден другого, але и самого себе. А высмѣвати ся з нещастных поетов мог, кто лем хотѣв. Та и сами поеты часто любили ущипнути еден другого. Спомянѣм лем Básník‑а Карла Чапка. Еге, что писав редактор Лелекач едному модерному поетови, котрый заслав свою нову поезию на посуженя до редакции.
Почтова скринька. Авторови поезии «Кристалы».
Перебач менѣ, приятелю, что не можу написати «критику» на Твоѣ найновѣйшѣ поезии. Якось я дуже в подлом настрою, ци что есть зо мною, бо нѣт, а нѣт, не можу порозумѣти Твоѣ вершикы и чтось доброго написати. Правду сказати, я зачав их читати, але скоро утомив ся. За пару дньов все таки ще раз зачав их розбирати. Многѣ строфы, думаю, треба попереставльовати. Примѣром, у поезии «ЖОНКА В ЧОРНОМ УЗЕНЬКА БЕЗКОНЕЧНОСТЬ».
Послѣдня строфа, звучить сяк:
Та жонка в чорном де еѣ облича й очи
Всмѣхнулась смѣхом вкраденых столѣть
У ног твоих
Роздавленый орѣх
А великан сказав лишь глянь
Желѣзным палцем ткнувши горизонтЯ думаю, что Ты тут помылив ся, и тому попробовав реконструововати вершик в той способ, что зачав читати из споду до верха:
Желѣзным палцем ткнувши горизонт
А великан сказав лишь глянь
Роздавленый орѣх
У ног твоих
Всмѣхнулась смѣхом вкраденых столѣть
Та жонка в чорном де еѣ облича й очиЯк видиш, и так добрѣ вызирае сеся строфа. Але я такою переробкою все таки не быв еще задоволеный и, яко пильный читач Твоих вершиков, я попробовав еще правилнѣйше перечитати. И зачав комбиновати:
Та жонка в чорном де еѣ облича й очи
У ног твоих
Желѣзным палцем ткнувши горизонт
Роздавленый орѣх
А великан сказав лишь глянь
Всмѣхнулась смѣхом вкраденых столѣтьКрасно, что? Видишь, я и многѣ з нас, и так можеме читати Твоѣ поезии. А коли бы еще поставити точкы и протинкы, то набизовно выйшли бы еще красшѣ и путнѣйшѣ. Лишь пиши так дале, достанеш ся в историю карпаторуской литературы, и будуть про Тебе писати политичнѣ газеты довгѣ критичнѣ замѣтки в продовженях и поровняти Твою творчость з Гете и Мадачом. Лишь уважай, чтобы Ты не походив так, як Вѣльшицкый. А може маеш правду: треба творити «напрям» або «литературну школу».
А на конець: нетерпеливо буду чекати, что пришлеш менѣ за тыждень.
Здоровить
Леми Мишилко.
Жерело: Литературна Недѣля, 1942, с. 120.
Та як же то походив Вѣльшицкый? Под тым псевдонимом писав Федор Потушняк в зачатку своей поетичной творчости, але пак перестав и занехав го, а дале трудив ся, ги пчолка, на поетичной нивѣ яко Федор Пасѣчник. Ачей, то мав на думцѣ Микола Лелекач, же молодый автор перегрѣв ся и згорѣв передчасно. Але послѣдное реченя критика прозражуе нам, же он добрѣ знав автора. И еще роком скорше, выдаючи в ПОН его зберьку На бѣлых скалах (1941), бѣдкав ся, же «вершикы здають ся нам незрозумѣлыми», але готовый быв мирити ся з тым, же в ней «не треба глядати содержаня, фабулу, а только красу слов». Нова же зберька Кристалы (1942) была выдана доморобно «на правах рукопису», незбайливо и содержала вершикы, писаны року 1939, что по «красѣ слов» были значно слабшы, а по незрозумѣлости перевысили всяку мѣру толерантности редактора.
На сесю саркастичну критику по даяком часѣ реаговав дописователь Ф.П.* цѣлов статьев, де об'яснив, же модерна поезия, сурреализм, основана не на реалности и мае свои законы. Главна думка статьѣ была така, же Русины не мают в своей поезии заоставати, за Европов, де в том часѣ быв в модѣ сурреализм. Дописователь раз одкликуе ся на Фройда, Коперника, Айнштайна, але наконець оппонуе редакторови простыма и доступныма аргументами.
Сурреализм в многом подобно футуризму означае передо всѣм поезию, основану на психоанализѣ, на психологии снов. (У нас писав в том напрямѣ частинно Пасѣчник* – циклы Можливости, Пожежа.) Сон проходить специално своими законами без контролѣ розума…
Тому и сей способ писаня вымагае окремой формы. Напримѣр, хыбить тут интерпункция – выраз логичности и под. Розумѣе ся, коли флуидичность и неожиданость збѣгу образов, то и интерпункция ни при чом. (Сон точок не кладе). Розумѣе ся, тогды, коли у читача сей переход до розумѣня надприродных форм тяжкый, тым больше, что авторитеты проти него бурять ся, для того, кто писав их, або задумав ся над ними, они зрозумѣлѣ.
*Ф.П. и Пасѣчник =псевдонимы самого Потушняка, ци же он пише сам о собѣ.
Жерело: Литературна Недѣля, 1943, сс. 59–60.
В повѣданю Básník Карла Чапка, полицайт тыж не годен быв порозумѣти сурреалистичный стих, но коли покликали автора, обы роз’яснив значеня, резултат был захоломшуючый: роскрыли тяжкый злочин! Ни полицайт, ни редактор Лелекач не мали часу и дякы перештудировати штосы сонников и опусы Фройда, але, правду кажучи, не бизовно, же и то бы помогло. Днесь, коли ни Лелекача, ни Потушняка уже не е межи нами, тайна сурреалистичных «вершиков» зостане тайнов навѣкы, але Русины можуть быти горды на то, же «и мы в Европѣ», и мы не заостали, дякуючи авторови критикованых «вершиков», котрый своев поезиов, як вѣщив Лелекач, поправдѣ достав ся в историю карпаторуской литературы. А про днешного читателя зостали библиографичны, литературознательскы, историчны роботы роботы Миколы Лелекача, котры не стратили цѣнность понынѣ. И проза Федора Потушняка, в котрой, по думцѣ Евгения Недзѣльского, одбивала ся душа народа, на роздѣл од поезии, де сут лем суб’ективны рефлексии душѣ автора.
Наконець, не лем Микола Лелекач не мав то редакторство легкым. А ту потверженя з новинкы Лемко:
