Чарский В.: О проблемах и перспективах русинского языка / русинских языков

Автор: Вячеслав В. Чарский, к.ф.н., Москва

   Русинский язык Бачки и Срема, иначе – южнорусинский (иногда также паннонско-русинский), был кодифицирован в 1923 г., а с 1946 он является одним из официальных языков автономного края Воеводина в Сербии. За прошедшие десятилетия южнорусинский пережил бурное развитие, став не только языком богатой художественной и научной литературы, но и языком государственных учреждений, многочисленных печатных и электронных СМИ, языком, на котором можно получить полное среднее и высшее образование в Республике Сербия. В остальном в среде русин Сербии и Хорватии он в целом сохранил также позиции основного языка повседневного общения. На сегодняшний день южнорусинским языком владеют и считают его своим родным около 17 тыс. человек (15 тыс. человек в Сербии и 2 тыс. в Хорватии). Правда, процессы языковой ассимиляции и миграции населения медленно, но неуклонно сокращают это количество.

   С конца 1980-х гг., после падения коммунистических режимов в странах Восточной Европы, где по идеологическим причинам не признавалось существование самостоятельного русинского народа и языка, этот этнос пережил своего рода национальное возрождение: в Словакии, Польше, Венгрии, Румынии возникли русинские общины, которые получили официальное признание и статус национальных меньшинств. Вскоре были кодифицированы на базе местных диалектов региональные русинские идиомы: в 1992 г. в Польше под названием «лемковский язык» (официально 6 тыс. говорящих) и в 1995 г. в Словакии под названием «русинский язык» (официально 24 тыс. говорящих).

   По-другому развивались события на Украине, где русины до сих пор рассматриваются только в качестве субэтноса украинской нации, их язык – только в качестве одного из западных украинских диалектов, а действия русинских активистов долгое время приравнивались к антигосударственной деятельности. Такая ситуация создает серьезное препятствие развитию русинского языка и культуры в этой стране, хотя попытки создать литературный язык русин Украины неоднократно предпринимались (последний раз в 2004 г.). При этом именно в Закарпатской области Украины проживает основная часть русинского этноса: по различным – впрочем, зачастую ангажированным – оценкам, от 100 тыс. до 800 тыс. (хотя по результатам последней переписи в этом регионе насчитывается всего 7 тыс. русин). Только сейчас, после вступления в силу с 3 июля 2012 г. закона о региональных языках на Украине, у русинского языка здесь появляется – пусть и небольшой – шанс реально обрести статус регионального языка меньшинства.

   Следует отметить, что в основе лемковского и русинского словацкого лежат два разных западных карпаторусинских диалекта, украинский русинский пытаются кодифицировать на основе восточных карпаторусинских говоров, а диалектной базой южнорусинского являются требишовские земплинские и прешовские шаришские говоры словацкого языка.

    Очевидно, что если выработка какого-то общего стандарта для карпаторусинских идиомов теоретически и была бы возможна, так как они все же базируются на говорах одного  диалектного  континуума, то основанный на словацких говорах южнорусинский едва ли мог бы принять участие в каких-либо интеграционных инициативах.

    Возможно ли в принципе создание единого карпаторусинского литературного языка, который объединил бы разрозненные региональные варианты, и есть ли в этом потребность?

   Отрицательные моменты такого проекта очевидны: 1) обострение и без того непростых отношений с официальной Украиной и интеллигенцией, ориентированной на нее, 2) протесты региональной русинской интеллигенции против навязывания чужого русинского диалекта, а тем более какого-либо «искусственного» стандарта, 3) скепсис лингвистов, предупреждающих, что навязывание в качестве нормы неродного диалекта может привести к отказу не только от этого неродного, но и от своего диалекта и к переходу на язык иноязычного большинства. С другой стороны, самостоятельная борьба малочисленных этнических групп за выживание их идиомов в инославянском окружении также, с большой долей вероятности, может закончиться скорой ассимиляцией.

    Сближение различных карпаторусинских идиомов невозможно без унификации графики, которая при этом была бы способна передавать нюансы реализации тех или иных фонем в различных позициях: прежде всего речь идет о результатах развития долгих o и е и изменения ѣ. Поиски общего стандарта в морфологии и лексике также могли бы быть более успешными, если бы удалось возвести в норму самые частотные в контексте всего карпаторусинского ареала явления, но при этом не игнорировать и менее частотные региональные особенности. В докладе рассматриваются наиболее серьезные противоречия между карпаторусинскими идиомами в фонетике, грамматике и лексике, которые препятствуют созданию единого стандарта.

    Появление общего для всех карпатских русин литературного языка – наследника «язычия», а затем, со второй половины XIX в., карпаторусского / «руського» литературного языка, изменило бы отношение к карпаторусинскому языку и к русинскому национальному самоопределению как среди самих русин, так и в мире в целом. Решение этой задачи позволило бы обозначить перспективу развития карпаторусинского языка в общеевропейском контексте, привлечь более серьезное внимание стран ЕС и России к проблемам этого народа и его языка и, возможно, в будущем добиться более серьезного статуса и соответствующего финансирования различных русинских культурно-языковых инициатив. Очевидно, что карпаторусинские идиомы Словакии, Украины, Польши следует рассматривать не в рамках довольно неясной категории славянских литературных микроязыков, в которую традиционно включают и кабинетные опыты отдельных энтузиастов типа западнополесского или ляшского языка, а в одном ряду с другими близкими им по многим социолингвистическим показателям миноритарными европейскими языками: например, серболужицкими или ретороманскими.

    В случае осуществления такого сценария, каким бы малореальным он на сегодняшний день ни представлялся, интересной была бы судьба южнорусинского языка, который едва ли смог бы полноценно участвовать в подобных инициативах. При этом русины Сербии и Хорватии, несомненно, могли бы принимать самое активное участие в культурно-национальной деятельности карпатских русин, но и пытались бы обрести новые связи и контакты со своей словацкоязычной прародиной в словацком Земплине и Шарише, поддерживая культурный диалог также и с Украиной.