Петро и Ватра
Ксенич Павел яко писатель молодой ґенерации, не раненой кривдами минулости, представлят в лемковской литературѣ нову линию, што без обид ай без илузий бере реалии днешного живота Лемков. Русины, коли им тяжко, знают собѣ помочи спѣванков и гумором. И тогды жыти легше. А з легшов душов и без терпкости минулого мож и вынайти дашто про лѣпшу будучность.
«Горы нашы, горы нашы, горы нашы Карпаты» – заспѣвал Петро и повѣдат: Ѣхаме на Ватру! Призрил ем ся на него. Смотрю – слыза по личку тече, голос ся трясе, цѣлый якыйсь змѣненый. И хоть горы не нашы, Ватра тоже уж их – думка в головѣ ся крутит – повѣсти-м того не годен. Петрусь бѣдненькый – слызы поутерай. Та веру, же ѣхаме! Та треба жыти, а не слызити! (Годен си хлопець дашто ищи зробити).
Товкли сме ся потягом през пов Польшы, а друге пов товкло ся з нами. Ани ем не знал, як Лемковска Ватра межинародных притѣгат. То нич, же ногы болят, коли Петро щастливый. З каждым километром яснѣл Петрусь и здоровшый ся робил. А в Горлицях з того щастя правѣ на людей ся шмарил, цѣловати.
Всягдыль чути: Ватра, Лемковска Ватра. В Ждыни плахту през дорогу завѣсили. При входѣ, при сценѣ – всягдыль: Лемковска Ватра. Та, Петре, – дома сьме. У себе!
Сѣл ем си пред сценов, же на выступы буду смотрѣл. Сам ем си сѣл, бо Петро стрѣтил знакому, котрой не видѣл довгы рокы и хотѣл з нев спокойнѣ побесѣдовати. Та и пошли под пивошатор. А я, як ем сѣл, так ем пресидѣл цѣлый день, а и вечер тоже. И так ем ся чудовал!
На зачатку, то ем ся барже чудовал. А и окулярѣ ем утерал, бо си думам – злѣ вижу. Даже ближе ем подышол, а и людей ем ся зачал звѣдовати: Што гентам е пописане? Та вшыткы повѣдают – Лемковска Ватра. Но гибы ем ся кус успокоил. Вернул ем на мѣсто и уж ем ся так барз не чудовал. Бо то и година была поздна, и я по подорозѣ кус измученый.
На другый день зачали ня уж еднак нервы брати. Бо повѣжте сами – примѣром, купуете си карту вступу на, дайме на то, фестивал англицкой културы, а они вам през два дны Бразилцев указуют. Та бы сьте ся не знервозили?! Та до фраса! За што я платил?! И то не е так, же вам повѣдят: Перепрашаме, же тото-сесе, же тамты не могли доѣхати. Они вам указуют Бразилцев як Англичанов! Та ем так сидѣл през два дны, ем ся в голову шкрябал, а в конци ем си так кус моцнѣйше плескнул, и ем подумал: Та они з мене неусвѣдоменого и заосталого роблят. А може ищи конзервативного?! А бодай вас мало заднити! Вертайте ми мои пѣнязи! Хочете си робити фестивал Бразилцев, то пиште о тым в оголошках, а не циганьте людям о Англичанах. Не циганьте, бо буде в судѣ справа.
Зорвал ем ся, же буду летѣл до организаторов, же циганят и жебы ми грошы вернули. И як ем так летѣл до организаторов, та по дорозѣ ня якесь страшило напало. Смотрю, та то якыйсь болван и хоче ми фану своей спортивной групы продати. А повѣдам вам – мал тых фан тысячи. В правой кешени, в лѣвой кешени, в вышной кешени, в нижной кешени, за ухом, в руцѣ едной и другой. А не знам, ци гамбы си не побабрал. (А так на крысах, та не знам, як то е можне, же такы люде грѣшной землѣ ся тримают. Та преця, най лем западный вѣтер легонько подуе, а каждый болван до синего неба сперхат и, як аероплан, посуне на восток). «И туньо продам, и туньо продам» – та з едной, та з другой страны ня заходит. Та ня задусит дораз – зараза една! А и задарь ми хоче продати. Миколай ся найшол! А идь, бортаку! Та думаш, же што? Та я цѣле жытя зо своима тримал, а тепер мам ся, як ты, збабрати?!
И лечу дале. И уж ем правѣ долетѣл, але нѣж ем долетѣл, взрил ем Петра под пивошатром, як сидѣл зо знакомов, котру познал на влонишной Ватрѣ. Як был щастливый и веселый! А як щастлива и весела была знакома! И так ем ся стримал. – Та треба жыти и ся бавити. – Та ци-м годен? – Та преця теперь не будеме ся вертати. Та не час на тото.
И пошол ем догоры, до шатра, же буду спал. Под сцену уж ем ся не вертал. Бо то змеркати ся зачало, я кус измученый, а и по правдѣ та не думал ем, жебы Бразилцѣ дашто нове указали.
И як ем так ишол догоры, до шатра, взрил ем нове страшило. Здолы ся ми видѣло якесь инше. Бо висѣло оно на стовпѣ електричном и – видѣло ся – як бы птахы доганяло. Подышол ем ближе, бо-м заинтересовал ся кус был. Та вижу – зась болван. Не сам тот, але самой той спортивной групы. И шмарят ся з фанов по тым стовпѣ, як бы сосѣдови з другого села штось барз важне повѣсти хотѣл. Та – думам – дурбаку еден! Та де на стовп входиш, то злѣ ти на земли? Та боиш ся чогось? Та не гварили няньо, же з прудом не сут фиглѣ? Та як тя копне дораз! А, вшелияк – махнул ем руков – роб, як знаш!
Пошол ем спати. Лем ем ся добрѣ од середины замкнул, бо си думам – як приде дванадцята, як ня вшыткы тоты страшила нападут!...
И знате, же ем ся вночи збудил. Ци то была дванадцята, ци котра, то не знам. Але чую, же хтось адтак на мой шатор припустил. Ватряны страшила – думам. Зобрали ся вшыткы до купы, жебы ня мастями своей спортивной групы побабрати и ми фану продати. И уж ем хотѣл кричати, якысь заклятя на страшила шмаряти, але чую – та то Петро зо знакомов, з котров ся познал под пивошатром, але котру – як повѣдат – уж десь мусѣл видѣти. И Петро ми повѣдат, застараный барз – же знакома мусит у нас спати, бо ей шатор занятый, або штось таке – докладно ем не зрозумѣл. А на дворѣ дождь, и студено ся зробило. Та заходьте – повѣдам. Та што мате мерзнути. Та мѣста е дость. Бо то, знате, мой шатор планово на три особы, але спокойно штыри входят. А ищи мѣшкы зо заду шмарити мож.
Но и сме ся поклали. Я ем ся нараз до стѣны обернул, бо си думам – Петро може буде хотѣл ищи кус зо знакомов побесѣдовати, не буду им преця заважал. А же ем ся щи барз не розбаторил, та и уснул ем скоро.
И як ем уснул, так ем ся збудил. Але ся ми видит, же ем ся два раз будил. Первый раз – то ся ми видѣло, як бы знакома од нас утѣкала. Так, властнѣ, якось потихонькы и якбы перепрошуючи, же мѣсто заняла. Хотѣл ем ю затримати. Бо си думам – дождь, занятый шатор. Та што ты, маленька! Та мѣста е дость. Та спий и будь здрава. Але не знам, ци я ем такый негнучый, ци она така прудка, дость, же утекла. А я зась уснул.
Як ем ся третый, ци котрый раз збудил, то знакомой уж фактично не было. Лем Петро си сидѣл во входѣ до шатра и якыйсь такый щастливый был. Але такый щастливый, як то – знате – як ся е щастливым, як си ся лежыт з руков под головов, а хтось нас у пяту шкрябле. И тот щастливый Петро одвернул ся до ня, позрил ми глубоко в очи и звѣдал ся: А ты-сь направду нич не чул?
А я ся взрил в его очи, я пробуженый, и на ня ганьба велика зышла. Же ем не чул, коли тоты болваны пришли, коли зо синего неба на нас попадали.
Але повѣдам ти, Петре, най си они перхают по своем синем ци иншом раю, але – повѣдам ти – они вылетят з моего краю.
Жерело: Олена Дуць-Файфер (ред.). Ци то лем туга, ци надія.
Антолоґія повыселенчой лемківской літературы. 452–454.