Приходъ русскихъ войскъ

«Автобіографія» Ивана Силвая, з котрой был выбраный нынѣшный текст, вышла окр­емов кни­гов в Ужгородѣ року 1938. Выдавателѣ в спередсловѣ пишут: «Мы оставили въ не­из­мѣн­номъ видѣ всѣ словарныя, грамматическія и стилистическія особенности, по­скольку они не мѣшаютъ точному воспріятію смысла текста. Только въ нѣкоторыхъ слу­чаяхъ, затрудняющихъ чтеніе, мы внесли исправленія, сдѣлавъ при томъ ссылки внизу стра­ницъ; далѣе, слова и слоги, излишне внесенныя писателемъ, мы заключили въ круглыя скоб­ки ()…». З нашого же боку додали сьме в простых скобках выясненя дакотрых мѣст в простых скоб­ках, як то мотивовано во вступном комментарю к попередному роздѣлу автобио­гра­фии «Бурные годы», што го мож видѣти тоже ту на сайтѣ.

Въ самый день Успенія, къ вечеру, нашъ семейный кружокъ сидѣлъ возлѣ церкви на холмѣ, откуда удобно было присматриваться на возвращающихся изъ Мукачева богомольцевъ, шествовавшихъ по дорогѣ, которую отдѣляло отъ насъ небольшое пространство и рѣка Латорица. Солнце клонилось къ заходу, сразу [вдругъ]  сестра Сусанна воскликновеніемъ [восклицаніемъ] обратила на­ше вниманіе на блес­тя­щі­е(ся) предметы, которые [по]явились на пути ниже села Драчинъ. То были всадники въ шлемахъ, на [отъ]  которыхъ ярко от­ра­жа­лись лу­чи солнца, они шли тихимъ ходомъ на бѣлыхъ лошадяхъ. Немного спустя, за ними слѣдовали иные четыре подобные всадники и, вконецъ, [на­ко­нецъ,]  цѣлый полкъ конницы, весь на одинаковыхъ бѣлыхъ лошадяхъ. Вотъ то была часть Русскаго войска, которую намъ удалось увидѣть въ первый разъ. Поз­же мы видѣли, пѣхоту, улановъ, казаковъ, и всякаго рода воинство.

Признаюсь, что я ихъ воображалъ не въ такомъ видѣ. Въ мою сущность [быт­ность] въ Унгварѣ, я слышалъ изображать [что изображали] ихъ дикими ор­дами, съ видомъ очень безобразнымъ, походящихъ болѣе на звѣрей, чѣмъ на людей; по натурѣ своей суровыми, необузданными, кровожадными и без­по­щад­ны­ми, которые, куда они не [ни] приходятъ, производятъ звѣрскія насилія и ужасы, оставляютъ по слѣдамъ своимъ опустошенія, подобно саранчѣ, которыхъ иначе и представить нельзя, какъ съ ужасною канчукою [канчукомъ] въ рукахъ. Какъ они теперь проходили передъ нами ровнымъ, чиннымъ, тихимъ ходомъ, только по отдаленности [изъ отдаления] мы могли отмѣтить ихъ черты лица, они по­ка­за­лись намъ такими, какъ и наши домородные [мѣстные] люди, только они на сво­ихъ дородныхъ лошадяхъ и съ блестящими своими шлемами и сами ка­за­лись болѣе дородными и выше обыкновеннаго человѣческаго роста.

Овладѣвшій нами прежній страхъ, въ ближайшіе дни еще болѣе мино­валъ, и въ конецъ мы успокоились совсѣмъ. Возвратившіеся изъ Мукачевскаго бо­гомолья селяне донесли, что городъ полонъ Русскимъ воинствомъ, пѣхотою, и конницей, прибывшими отъ Дебрецина. Это воинство ведетъ себя мирно, не дѣ­лаетъ гражданамъ никакого насилія, даже дружится [общается] съ ними. Въ та­кихъ увѣ­ре­ніяхъ мы какъ-то сомнѣвались, принимали оныя съ недовѣріемъ, а то уже пе­редъ нами показалося преувеличеннымъ и вполнѣ невѣроятнымъ дѣ­ломъ, когда иные стали утверждать, что они слышали московскую рѣчь, даже са­ми раз­го­ва­ри­вали съ москалями, и могли легко понимать другъ друга. При пе­редвиженіи войскъ, жители попутныхъ селъ должны были по необходимости, при­ходить съ про­ходящими въ соприкосновеніе, потому, что ихъ заставляли пе­ре­возить ба­гажъ и усталыхъ или заболѣвшихъ воиновъ, а первые отдѣлы войска дви­нулись тот­часъ въ слѣдующій день послѣ Успенія, и, приходя отъ Мукачева, ос­та­нав­ли­вались вблизи Пасѣцкаго моста. На полѣ, которое называется «про­тивъ кня­ги­нинаго брода», былъ установленъ по удобности мѣста постоянный ла­герь; од­ни отходили далѣе, другіе приходили на ихъ мѣсто. Передвиженіе дер­жало [про­должалось] (за) три недѣли до самаго дня Рождества Богородицы. Съ на­ча­ла того времени наши се­ляне постоянно исполняли перевозку багажа, а осмѣ­лѣв­шіе дѣти выносили въ ла­герь яблока, [яблоки,] сливы, орѣхи, и проч., ко­то­рыхъ того года было ве­ли­кое обиліе. Всѣ они твердили одно, что они сво­бод­но раз­говариваютъ съ Мос­ка­лями и безъ затрудненія понимаютъ ихъ языкъ. Иные го­ворили, что видѣли ихъ креститься [какъ они крестятся] и слышали молиться, [какъ молятся,] и не могли прійти въ себя отъ удивленія, по­тому, что они совсѣмъ такимъ образомъ крестилися и тѣми же словами молилися, какъ здѣ­ш­ніе до­мо­ро­дые люди. Выходило, что они одного съ нами языка и одной вѣ­ры.

Всѣ тѣ разсказы, немного прежде мы бы принимали за пустую болтовню, не имѣющую правдоподобнаго основанія, теперь они возбудили въ насъ же­ла­ніе, чтобы мы и сами убѣдились въ истинѣ. Межъ тѣмъ ежедневно проходило во­ин­ство по пути, который отъ нашего села былъ отдѣленъ только рѣкою Ла­то­ри­цею. Оно шествовало подъ звуки трубъ и при барабанномъ боѣ, которымъ вто­рили отдѣлы спѣвомъ [пѣніемъ] веселыхъ маршей.*) Дружное пѣніе по­тря­са­ло воздухъ и зашибалось [отражалось] сильнымъ отзывомъ [эхомъ] отъ горы до горы, а мы, стоя на холмѣ возлѣ церкви, усиливались [пытались] отмѣтить сло­ва, но не могли понять изъ нихъ ничего. Для удовлетворенія нашей лю­бо­зна­тельности, въ одинъ изъ ближайшихъ дней мы съ отцемъ собрались въ ла­герь, и въ самомъ дѣлѣ убѣдились, что мы за исключеніемъ очень не многихъ словъ, понимаемъ рѣчь московскую. Воины охотно (в)пускались въ разговоръ съ моимъ отцомъ и, какъ узнали, что онъ священникъ – относились къ нему съ по­чтеніемъ и называли его батюшкою. Пріятно было намъ видѣть, что воины лас­кали нашихъ сельскихъ мальчишекъ,**) а мужикамъ, бывшимъ съ обозами, по­давали мясо въ своихъ манеркахъ и надѣляли ихъ сухарями. Послѣ этого пер­во­го посѣщенія, увлекаясь примѣромъ сельскихъ мальчишекъ. я сталъ вы­хо­дить чаще въ лагерь. Мнѣ особенно понравилось пѣніе воиновъ. которымъ они се­бѣ облегчали трудъ пути. Желая научиться пѣсенькѣ, иный разъ я со­про­во­ж­далъ ихъ до извѣстной отдаленности, и потомъ возвращался домой, переходя въ бродъ или на челнѣ черезъ рѣку Латорицу. Такимъ образомъ я научился отъ нихъ больше [много] пѣсень. Но предъ Рождествомъ Богородицы прекратилось пе­ре­дви­женіе Русскихъ войскъ, они ушли въ Галицію и далѣе въ свое отечество – за ихъ отходомъ завелись иные порядки и осталась одна память объ ихъ переходѣ.

Въ теченіи 1849/50 школьнаго года, когда я поступилъ въ третій гим­на­зі­аль­ный классъ, какъ во всей странѣ, такъ и въ Унгварѣ заведено новое управ­ле­ніе, въ городѣ было на постѣ [на посту] кесарское австрійское воинство, а въ школѣ осо­бен­ный вѣсъ полагался на русскій языкъ, которому должны были учиться не только русскіе по происхожденію и по вѣрѣ греко-католики, но даже и ино­вѣр­цы. То время совпадаетъ съ пробужденіемъ племеннаго [племенного] само­со­зна­нія на нашихъ Карпатахъ; оно начало проявляться. изданіемъ первыхъ ве­сен­нихъ литературныхъ цвѣтковъ, какъ-то: русскаго календаря, пѣсенной книж­ки, изданной Николаемъ Нодемъ и альманахомъ, изданнымъ Александромъ Дух­новичемъ, въ началѣ котораго была пѣснь: «Я русинъ былъ, есмь, и буду». Тѣ пѣсенки распѣвались по домамъ и по школьнымъ скамьямъ.

Было у автора:
*) «маршевъ»
**) «мальчишковъ»

Жерело: Уріилъ Метеоръ (И. А. Сильвай). Автобіографія. Ужгородъ. 1938.  41–45.

https://rusin8.webnode.ru/news/silvaj-ivan%3a-avtob%d1%96ograf%d1%96ya-/