Рыбы женят ся в Освиго

Семан Мадзелян на властной скорѣ пережыв вшыткы тоты трапоты, котры доля уготовила Лемкам в ХХ. столѣтю. И про то чуе потребу и чуе ся оправненый говорити о тых проблемах не прикрываючи ся фиговым листком дипломатичного етикета. И в сем повѣданю, як и дакотрых иншых своих творах, дае выраз горькой скептичности дотычно будучности Русинов.

Минуло горяче америцке лѣто, минули тропикалны бури з теплыма зливами. Холодный вѣтер з Канады припомнил людям, же уж найвысшый час помыслити о довгой и неконечно приемной зимѣ. Збурил пѣнов Велькы озера, потанцевал, посвистал на пристылых полях кендерици, з вершков дерев поздувал пожовкле листя и, як молодый збыточник, скрыл ся десь на сѣверѣ, жебы зась ту незадовго вернути, але уж з векшым правом природы. Над Могавк и Гадсон вернуло зась лѣто, але уж не тото спекотне, парне, лем приемне, лагодне, хоть кус пристарене, як родна бабка. Недармо тоту пору звали у нас «бабине лѣто».

В америцкой терминологии тот час зовут «индианскым лѣтом» в память тых людей, котры колись были ту правовитыма газдами. То теперь дерева красуют ся найрознѣйшыма колорами, под блакытным небом громадами перелѣтуют неспокойны птахы, сухе листя шелестит под ногами и кортит вандровника загадочный свѣт все чудесной природы. Хоть на курто хоче ся утечи од нудного телевизора, од манливого холодилника, в котром звычайно сут заказаны з увагы на здоровля присмакы. През тыждень якось мусит ся терпѣти, але як приде викенд, то терпезливость ся рве, и хоче ся утечи в якнайдалшый закуток природы.

Старшы люде звычайно з малыма ищи внуками цупкают до найближшого парку, колышут их на колысанках, стережут, кормлят голубы и иншы парковы птахы, або смотрят на звинны веверкы, як на вершку дакотрого дерева з голузок будуют хыжу на зиму. Дахто сѣдат до авта и без опредѣленой цѣли жене перед себе, жебы потом вертати домов. Хто любит самоту – иде за город на фармы и в дакотром перелѣску годинами вартуе на доростлого уж дикого пуляка, жебы з лука надѣти го на остру стрѣлу. Што кому – еден любит грызачку, другый дыню. Сут в Америцѣ ищи такы люде, што не забыли приемности збераня грибов, котры так само ту роснут, але треба знати де. То переважно нашы шиковны Лемкы, Полякы, Талиане.

Але найвеце интересным чоловѣком е рыбарь, котрый не вызнае викенду за уданый, як пару годин не помочит у водѣ кыя. Часом и я люблю посидѣти над дакотров млаков и посмотрѣти на жытя водных птахов и иншых звѣрят, але до рыб то уж не мам ниякого щастя.

В октовброву суботу, повным автом летиме под Канаду над рѣку Освиго, котра впадат до озера Онтарио, ловити рыбу. То лем 175 мил, што на тутешны варункы цѣлком близко, бо далеко – то на другый берег того величезного краю. Погода чудесна, аж ся хоче спѣвати «На погодному блакытѣ сѣрый шнурок журавлев...». Автострада дозирана, авто иде як аероплан – ровно, тихо, як по нитцѣ. Хоть и так по двох годинах ѣзды старому терпнут ногы, молодый хоче закурити, напити ся кавы, перекусити, або пойти там «де цисарь ходил пѣше», бо ту уж давно забыли слова: «Панове влѣво, панѣ вправо». Скручаме на куртый час до заѣзду. Достаток вшыткого, комфорт, усмѣхнена обслуга переходит представу тых, што недавно приѣхали ту з серця старой Европы, а може з ей восточного боку. За такый комфорт на заѣздѣ платите лем штыри долары.

Остало нам ищи 50 мил, нич не горшой, хоть бесплатной дорогы. На паркингах, по обох сторонах рѣкы, повно авт, але якось находиме вольне мѣсто. Сходиме над рѣку по похылнях якы помарганы рыблячов кровлев. Минаме усмѣхненого рыбаря, котрый в сторону паркингу влече смыком на жовтом мотузѣ три великы рыбы. Вецей не вольно, таке право. По обох сторонах рѣкы соткы людей в рядах, всмотрены в свою плавку. Высше на скалистом розливиску, под дость высоков преградов, так само бродят по чеперы в водѣ и саками вытѣгают пяну свадьбов-терлом рыбу. То лосос, котрый многочисленыма лавами тягне ту з Атлантику рѣков святого Лаврентия, знанов тоже, яко рѣка «тысяча островов», а потом уж курто през озеро Онтарио и входит до устя Освиго складати икры и вертат назад до моря, жебы в нем умерти. Така его природа. Знаме, же рыба то лотерия, и не каждый мае щастя. Хоть жаден гоноровый рыбарь не верне без ней. Рыбов не вольно ту гандлевати. Право правом, а чорный торг ту тоже цвѣте, як всягды на свѣтѣ. За пять доларов мож ту купити 30-фунтового лососа. За три и пропиткове – почистят вам го красно, запакуют до мѣшка, обложат ледом, же дома без клопоту можете з него ѣсти вечерю, звышку заморозити. В склепѣ за таку рыбу треба дати штонайменше пят раз тельо.

Нараз под шлюзов е водна електрарня, дале стация бензинова, склепы, ресторан, полиция, банк, домы, фабричны комины, портовы елеваторы — словом звычайный америцкый город Освиго, з его дость добрыма «янкескыма» жытелями. Давно в том самом мѣстѣ, о той самой порѣ року кочовали ту Могыкане. Стояли чубаты их вигвамы, горѣли огниска и пахло буженов рыбов, котру Индиане рихтовали на довгу зиму. Потом пришли ту «цивилизованы» колонисты и пукали собѣ до них з винчестеров, як до дикых качок, и передчасно выправляли их до «краины великых ловов». Писали о них грубы томы пасквилной литературы, якы то дикуне, котры не повинны жыти на свѣтѣ. Нич не инак писали о нас польскы «историкы» по другой свѣтовой войнѣ, а и дале пишут, якы то сьме бандеры, рѣзуны, збойци, вепри, дикуны... Подобно и на нашой родной земли пукали до нас, палили нашы хыжы, били, арештовали, выганяли...

Индиане днеська кус сут в лѣпшом положеню, як мы, Лемкы. Мают они свои резерваты, котрых им можеме завидѣти, бо там можут продовжовати свое бытя. А мы вегетуеме в страшном россѣяню, и хоть помалы, але неминучо зближат ся наш конець, подля плану, якый приготовили нашы ворогы.

Недавно был ем в музею индианской културы. Видѣл ем в нем туристов з цѣлого свѣта, але ани едного Индиана. Был ем колись в Калифорнии в их резерватѣ (в дозволеном през них мѣстѣ) и видѣл ем их камѣнны лиця, якы з погордов смотрѣли на мою «блѣду тварь», за зробены им страшны кривды. Не знали, же зо мнов, нашым народом «цивилизована» Европа поступила подобно.

Мой сын знакомит ня зо своим приятелем з роботы, котрый так само ту рыбарит. То пан Леонтий, сын Петра Гойняка з Нововси коло Креницѣ. Знаный он в нашом середовиску, в околицѣ Лигницѣ, як културный дѣятель, музикант, спѣвак, дяк, член славной уж «Кычеры». Учил ся, въедно з моим братом Миколаем, музицѣ и спѣву у флоринском монастырѣ оо. Студитов. Николи не забуду их музично-спѣвочый концерт з мандолинами на Роздвяны свята 1941. року, котрый своев красов очаровал Лемков з Флоринкы, Бѣлцаревы, Полян, Вафкы... Може первый раз нашы западны Бескыды вчули композиции Бортнянского, Лысенка, Кошиця, Слонова... Было, минуло – остала лем споминка. Курто стоял ем в задумѣ, бо пан Леонтий вытягл на берег понад 30-фунтового лососа и повѣл: «То для вас, Семан, за добру память мого няня, котрый недавно ня одвидѣл и в том самом мѣстѣ сьме стояли, што днесь».

Аж ня заткало од такой милой непринадѣянкы и ледвы здобыл ем ся на скромне слово – дякую. Не было межи нами хваленя, выпивкы, закускы – попрощали сьме ся и розышли. Остала мала споминка на рыблячку в устю рѣкы Освиго.

Лучисте октовброве сонце топит ся в водах Онтарио, а на мою «рыбарску банду» приходит час вертати домов. В шнурѣ соток авт з рыбов в багажниках вертаме шыроков автострадов. Нам домов не далеко, бо лем 280 километров. О десятой годинѣ вечером отверам дверѣ. Вношу до кухни та-а-а-ку рыбу!

Жерело: С.Мадзелян. Смак долі. Криниця, 2000. 166–169.