В августѣ перед 270 роками,
…24.08.1745, у Космачу обывателѣ Мочарнюк и Дзвѣнчук забили 45-рочного Олексу Довбущука, котрый ходив до Дзвѣнчуковой жоны, и вергли го в лѣсѣ, а рано дали знати властям; обыватель Довбущук, что днесь познатый в легендах як опрышок Олекса Довбуш за 7 роков розбойництва скрывав ся у лѣсѣ и зробив 30 выпадов на паны. Так говорит суха фактография.
Отець опрышка, подля архивных документов, быв безземелный, бездомный биреш Василь Добош, котрый «не мав нич, лем мало овець» и служив у богатого газды Гаврила Твердюка. Сам будучый опрышок, подля записов В. Гнатюка, у дѣтствѣ быв нѣмый, а пак го вылѣчив з того мольфар Йосиф Явный. Роду и ходу, значить, быв цѣлком пролетарского и мав предиспозицию ненавидѣти не лем богатых, але и вообще всѣх иншых, «опрочых». До речи, слово опрышок ’розбойник, злодѣй’ есть еднакого поведеня из русскым опричник, «представитель особого, специально для себя созданного Иваном Грозным военного отряда» од слова опричный ’окремый, особый’. За опричников в Похвальном словѣ Ионѣ, архиепископу Новгородскому, так ся пише: «разбойники, сказываючися опришными». Циже люде, якым мож вшитко, якым закон не писаный. В’едно з Олексом майданив и брат му Иван, але пак повадили ся и Иван поранив Олексу, од чого тот до конця живота шкынтав. Словник Ласлова Чопея на стор. 177 подае слово майданник ’розбойник; тот, что перестае людей на пути’. Се подкарпаторуськое слово взамѣн украинского ’опришок’.
И Словакы мали свого Юрая Яношика, и Мадяре мали свого Шандора Ровжу, и подкарпатскы Русины мали свого Николу Шугая. Навеце, и Никола Шугай майданив в’едно з братом, быв забитый тыж в августѣ (16.08.1921) и тыж не жандарями, а своима бывшыма товаришами на полонинѣ з символичнов назвов Жалобка. О подкарпатском майданнику, котрый «богатым брав, а бѣдным роздавав» написав романтичну повѣсть чешскый писатель-коммуниста Иван Олбрахт; накрутили филмы, поставили драмы и написали музику, переважно его идейны камараты. Правда, в чехословацкой републицѣ допустили му майданити лем два рокы и не мав широку поддержку од мѣстного жительства, понеже нападав и на церквы и на небогатых людей, котры вертали ся з ярминку и мали при собѣ грошѣ за проданый товар.
На роздѣл од того, в Украинѣ, яка бы уже хотѣла ся одречи од коммунистичного наслѣдства, стародавный бренд Олекса Довбуш стоит наровнѣ з новыма: Femen, Майдан, пиво Черниговское, коктейл Молотова и боева машина Hummer. Протагониста романов, повѣстей, филмов, опер есть и невычерпным жерелом бизнеса: туристы фовтами ходят «по стежцѣ Довбуша» и легковѣрныма ухами полыгают легенды, котрым «нѣсть числа».
Послухайме лем едну з них, од Гната Хоткевича з Камѣнной души (покуртано).
І сплять іще гори в прозоро-голубім своїм тумані, ще ждуть… Ждуть, нім щезне поетична гуцулія, а на її місце прийдуть нові, не в м’яких постільцях люди, понабудовують дивовижних будівель на вершинах гір, перекинуть мости через пропасті і літати будуть з одної кичери на другу з візитою.
А коли то ще буде! А поки –
…
– Гей ви, хлопці, бa й молодці! Ідім, брaття, рaзом в гості, бо я іду до милої, бa й до жінки Дзвінкової…
– Олексику, бaтьку нaш! Не ідім ми в той Космaч. Дивний нaм сон снив нa вaс, шо тaм зрaдa жде нa нaс…
– Хлопці мої молодії, які ж бо ви безумнії! Я зрaдниці не боюся, я де схочу добудуся. А ви, хлопці, увaжaйте – по дві кулі нaбивaйте; будьте усі під горою, під високою скaлою, a я піду зaпитaти – чи всім дaсть нaм вечеряти.
Прийшов Добуш під віконце, a в віконце гріє сонце... – Ци спиш, кумко, ци ти чуєш? Ци вечерю нaм готуєш?..
– Ой, я не сп'ю тa все чую, вечероньку я готую. Вечеря тa слaвнa буде – усім людям дивно буде.
– Ци спиш, серце, ти ци чуєш, чи Добушa зaночуєш?
– Ой, я не сп'ю тa все чую – розбійникa не зночую. А Штефaнa немa домa, тa й вечеря не готовa.
– Ци будеш сaмa втворяти, чи кaжеш ся добувaти?
– Не кaжу ся добувaти тa не піду й отворяти.
– Пускaй, суко, врaз до хaти, щоб дверей не вивaляти!
…
Добуш двері добувaє – Штефaн пушку нaбивaє. Єв си Добуш добувaти, єли зaмки відлітaти, єли двері попускaти...
– Не з моєї, душко, волі – є й сaм Штефaн у коморі, a у коморі, бa й нaгорі...
Лишень Добуш двері вхилив – Штефaн Дзвінкa з поду стрілив, Добушеві в серце вцілив... Не тaк в серце – в прaве плече, a з лівого кровця тече.
– Ой Штефaне, ти, Дзвінчуку, ой, звів-єс ня через суку!
– Було тілько не гуляти, суці прaвди не кaзaти, бо у суки тілько віри, єк нa бистрій воді піни...
– А то фaйно ти си вдaло – коби хлопці зa то знaли! Нa мaк би тя порубaли, жінку твою постріляли. Тa кричaв би–м – не докричу, тa свистaв би–м – не досвисну.
И од той несеренчливой пробы сексуалного знасилненя, так романтично оспѣваной в поезии, вернѣм ся до прозы нашого дня. Что ся змѣнило за 270 роков? «Поетична гуцулія» щезла. Прийшли уже в Карпаты «нові, не в мя’ких постільцях люди». Уже не «в чересі крис, в руках топір» у них, уже не пѣшо, ани не в сѣдлови они «буяют собою», але не крыючи ся од власти носят ся в джипах з машингверами по дорогах штату. Уже не на лѣсных дорогах перестают людей, але кладут блок-посты там, де хочут, сперают, кого хочут, и однимают, что хочут. Уже мают своих лоббистов у Найвысшой Радѣ. Уже не сам Добош з цимборами, але много всякой файты Сашков Бѣлых, так много их, же не годна буде власть дати честь каждому свому опришку выпуском памятной поштовой значкы на их 100-роча. Бѣда лем тота, же не змѣнило ся основное: тоты «народны герои» знают лем розбивати и однимати у приватных интересах. А будовати и додавати в интересах народа, як ся надѣяв Хоткевич, – на то их не есть.
Вызират, же слово майданник еще не мож зазначати в словниках як застарѣлое.