Язык и словесность

В нашой старинной литературѣ вмѣсто слова «народ» употребливое было сло­во «язык», циже народ и язык значили тото самое. Одты в богослужебных кни­гах ся спѣват: С нами Бог, разумѣйте языцы (народы) и пр. И наистѣ, зна­че­ня сих слов тѣсно вяже их межи собов. Всѣ люде, од природы говорячы едным языком, составляют еден народ, як всѣ, обдарены даром слова, составляют еден род чоловѣческый. Без дара слова чоловѣк не был бы чоловѣком.

Главное в чоловѣцѣ составляе то, что он есть существо мыслячое: а мыс­ли­ти без слов не мож. Мы говориме не лем тогды, коли слова нашы звучат, обер­таны к другому лицю: мы внутренно говориме и тогды, коли думаеме в со­бѣ, про самых себе. — Кажда мысль есть уже неизбѣжно и совокупность слов; но еднак говорити в полном смыслѣ сего слова значит — сообщати слова, т.е. мы­сли другому.

Но люде жиючи в розличных сторонах, климах, а про то и достаючи осо­бен­ны зажиткы, стали выражати мысль свою, говорити розлично, в каждой сто­ро­нѣ по своему. Тот особый способ вязаня слов составил их язык.

В языцѣ выразила ся вся особенность мысли народа, все, что стало его од­личати од людей других мѣстностей, здѣлало его як бы особым лицем — на­ро­дом.

ІІока народ сохраняе свой язык, он еще продолжае жити своев ин­ди­ви­ду­алнов жизнью, хотя бы его покорил другый народ; но кедь народу-побѣдителю удаст ся одучити его от хоснованя народного его языка, он должен буде окон­ча­тел­но умерти як народ. Народ и язык нероздѣлны. (J. Grimm Deutsche Spra­che, I. B.)

Нѣт народа без особенного языка, но суть народы, не имѣючы историю, циже народы неисторичны.

Народ, имѣючый историю, народ историчный, имѣе не лем язык, но знае здѣлати из него высокое употребление, котрое производит сперва словесность, а по тому и литературу.

Чим высше стоит народ в истории чоловѣчества, тым виднѣйша и его ли­те­ратура. И наоборот: коли литература народа еще бѣдна, то он мало еще здѣ­лал для истории.

Но что же такое она, тота велика сила — литература ?

Мысль чоловѣческа знае подняти ся высше: она робит не лем над тым, из чого вытѣгат ся материалный хосен, обы знати здѣлати практичну употребу из пред­мета, но и к тому, обы просто познати его, як он есть, и чому в нем то и дру­гое так, а не иншак. Уже у дѣтвака, ледва зачнут розкрывати ся его умст­вен­ны способности, пытливость являт ся на каждом кроку вопросом: начто се? что се? и чом се? И в сем пытливом вопросѣ дѣтяти уже провкаже ся жажда знания — ради самого знания, без всякой далшой цѣли.

Насправдѣ текст был подагде оправеный.  Оригинал слѣдуе дале.

Въ нашей старинной литературѣ вмѣсто слова «народъ» употребительно было слово «языкъ», т. е. народъ и языкъ значили одно и то-же. Оттуду въ богослужебныхъ книгахъ поется: Съ нами Богъ, разумѣйте языцы (народы языч.) и пр. И дѣйствительно, значеніе этихъ словъ тѣсно связываетъ ихъ между собою. Всѣ люди, отъ природы говорящіе однимъ языкомъ, составляютъ одинъ народъ, какъ всѣ, одаренные даромъ слова, составляютъ одинъ родъ человѣческій. Безъ дара слова человѣкъ не былъ бы человѣкомъ.

Главное въ человѣкѣ составляетъ то, что онъ есть существо мыслящее: а мыслити безъ словъ не можно. Мы говоримъ не только тогда, когда слова наши звучатъ, обращаемыя къ другому лицу: мы внутренно говоримъ и тогда, когда думаемъ въ себѣ, про самихъ себя. — Каждая мысль есть уже неизбѣжно и сочетаніе словъ; но однако говорити въ полномъ смыслѣ этого слова значитъ — сообщати слова, т. е. мысли другому.

Но люди живя въ различныхъ странахъ, климатахъ, а потому и испытывая особыя впечатлѣнія, стали выражати мысль свою, говорити, различно въ каждой странѣ по своему. Тотъ особый   способъ сочетанія словъ составилъ его языкъ.

Въ языкѣ выразилась вся особенность мысли народа, все что стало его отличати отъ людей другихъ мѣстностей, сдѣлало его какъ бы особымъ лицомъ — народомъ.

ІІока народъ сохраняетъ свой языкъ, онъ еще продолжаетъ жити своею индивидуальною жизнью, хотя бы его покорилъ другій народъ; но если народу-побѣдителю удастся отъучити его отъ употребленія народного его языка, онъ долженъ будетъ окончательно умерти какъ народъ. Народъ и языкъ нераздѣльны. (J. Grimm Deutsche Sprache, I. B.)

Нѣтъ народа безъ особаго языка, но есть народы, неимѣющіе исторіи, или народы неисторическіе.

Народъ имѣющій исторію, народъ историческій, имѣетъ не только языкъ, но умѣетъ сдѣлати изъ него высокое употребленіе, которое производитъ сперва словесность, а потомъ и литературу.

Чѣмъ выше стоитъ народъ въ исторіи человѣчества, тѣмъ замѣчательнѣе и его литература. И наоборотъ: если литература народа еще бѣдна, то онъ мало еще сдѣлалъ для исторіи.

Но что же такое она, эта великая сила — литература ?

Мысль человѣческая умѣетъ поднятися выше: она работаетъ не только надъ тѣмъ, изъ чего извлекается матеріальная польза, чтобы умѣти сдѣлати практическое употребленіе изъ предмета, но и къ тому, чтобы просто узнати его, какъ онъ есть, и почему въ немъ то и другое такъ, а не иначе. Уже у ребенка едва начинаютъ разкрыватися его умственныя способности, пытливость является на каждомъ шагу вопросомъ: для чего это? что это? и отчего это? И въ этомъ пытливомъ вопросѣ дитяти уже сказывается жажда знанія — ради самаго знанія, безъ всякой дальнѣйшей цѣли.

Листокь 1888. Стр. 289.

Жерело: Христоматїя церковно-славянскихъ и угро-русскихъ литературныхъ памятниковъ съ прибавленїемъ угро-русскихъ народныхъ сказокъ на подлинныхъ нарѣчїяхъ.
Составилъ Евменїй Сабовъ. Издалъ Книгопечатный фондъ епархїи Мукачевской.
Книгопечатня «Келетъ» Варѳоломея Їегера. Въ Унгварѣ.1893. Сс. 119–121.

Як видко, вымѣнены великорусскы слова, якы у нас не хоснуют ся, на нашы, мѣ­ст­ны: как -> як, когда -> коли, только -> лем, можно -> мож, это -> се, сесе, поет -> спѣват, если ->кедь, и дакотры другы, але при тому уважали сьме, жебы то были слова, ши­роко хоснованы во векшой части русинского ареала. Така вы­мѣ­на не есть грѣх против автора, бо, як видиме з истории, тов дорогов ишли по­сто­янно и на­шы предкы, а мы теперь стигли од них далше и жадаме лѣпшого при­бли­же­ня до народного языка. И треба нам все мати у мерьку, же основов ру­син­ско­го языка не есть язык великорусскый, але цер­ков­но­сла­вян­скый, а се не то са­мое. Не случайно Лучкай уже в року 1830 выдал грам­ма­ти­ку, в кот­рой де­тал­но розберат русинскый язык и его одхыленя од ос­но­вы, з котрой он ся вы­ви­нул.  И великорусскый язык вывинул ся зо цер­ков­но­сла­вян­ского, але оба ся роз­ви­вали в иншых условиях и тым ся объяс­нят, же те­перь сут не­ед­на­кы не лем во словной засобѣ. Русинскый язык во векшой мѣрѣ за­дер­жал ар­ха­ич­ны еле­мен­ты зо своей основы, а Русины правом суть на то гор­ды, а твердо сто­ят на том, же их язык есть тым падом дав­нѣй­шый и за­слу­жит собѣ як­най­векшой обраны перед тыма, что бы го рады зо­терли и вы­мѣ­нили на «су­час­ний», «дер­жав­ний», ци не знати якый «роз­ви­тый» «зо­ло­тый» язык або «ре­ги­о­нал­ный фонетичный вариант». Русины суть за­пи­са­ны до ис­то­рии як gens fide­lis­sima, а то достават свой выраз и в до­тыч­но­сти языка: есьме най­вѣр­нѣй­шый народ ме­жи наслѣдниками Кирилла и Меф­то­дия, котры были пер­выма ко­ди­фи­ка­то­ра­ми нашого языка. Зато маме пре­фе­ровати за­дер­жа­ны у нас да­вны мор­фо­ло­гич­ны, фо­нетичны, синтаксичны формы.

Вшелияк, не каждое слово, хоть бы и находило ся в церковнославянском языку ав­то­ма­тично перейде до русинского, бо за многы вѣкы розвой языка про­дик­то­вал свои за­ко­ны. Берьме примѣром «сочетаніе словъ». «Сочетатися» из­ве­де­но од слова «че­та», по русинскы: пара. В «Полномъ церковно-славянскомъ сло­варѣ» свя­щен­ника магистра Григория Дьяченка находиме:

 Сочетаватися Христу = вступать въ завѣтъ или духовный союзъ со Христомъ. Чинъ крещенїя. (стор.647);

Чета – (древ.слав., иллир. и чешск.) =толпа; санскр. chata – толпа (Микуцкій); пара. (стор.818)

Емил Кубек подават церковнославянское  «сочетати, сочетавати; -ся, -че­та­нїе, -четанъ» з по­яс­не­нем «связати, совокупити, соединити, въ супружество, въ малженство вступити» (стор.279), а «чета» вообще не подават.

Як видиме, уже у Дьяченка «чета» у южных и западных славян (так то и у Ру­си­нов) означат дачто иншое, а в днешном часѣ: группа вояков, – а тоже и их ко­ман­данта там называют «четарь» (поз. словникы Бокшая – Ревая, Матея – Во­лошиновича). Ани Дьяченко, ани етимологисты теперѣшного велико­рус­ско­го языка не знают обяснити, одкы появило ся нынѣшное значеня «онъ мнѣ не че­та» = «он ми не пара», а то значеня есть лем во великорусском языку! Зато «со­четаніе словъ» по русинскы называеме «совокупленя слов», «вязаня слов», або даяк подобно.

Розумѣе ся, чоловѣк, пишучи по русинскы, не буде каждый раз пущати ся до та­кых подробных розборов. Але на то днесь уже суть словникы. Вѣдь в часѣ, ко­ли Кралицькый писал свою статью, того не было, и пановала думка, же Ру­си­нам ани не треба роз­вивати свой властный язык, а лем освоити во всѣх ци­вил­ных сферах ве­ли­ко­рус­скый, а Ласлов Чопей, котрый ся первый покусил оспо­ри­ти тоту думку был названый од Александра Павловича осквернителем рус­ско­го языка.