1850 Добродѣтель превышает богатство 2

Дѣйствие II.

(Дом Судный)

Явление I.

Судия (рыхтарь) з присяжными за столом сидит, всѣ з покрытыми главами, и Федор между ними. Чмуль, Незохаб, Олена, и болше мужескых и женьскых особ з беспокрытыми главы стоят на странѣ, а служитель (гайдук) при дверех стоит с палицев.

Судия (к гайдукови). Иди до Чмуля, а принеси на колесаря десять, а на Богумилу пять галбы. (Гайдук одходит).

Судия. Дораз увидиме, як то мае быти; то уже стыд, што ту дѣе ся, каждый день новое злодѣйство; – ани не знаю, де ми голова; – сей ночи пану Федорови конѣ, и яловку украли, а Чмулеви – колеса кованы.

Чмуль. И бочку паленкы, платя, и еден або два, а, можно, и три сусѣкы зерна, пшеницѣ, и Бог знае што; ай вай.

Судия. Из дзвона мотуз; и Бог знае што – ту уже сами розбойници, то ищи у нас не было чувати, дораз дойдеме мы тому конца. (Гайдук несе корчагу велику и двѣ склянкы, положит на столѣ и еден стакан (погар)).

Судия. Но, братя, замочте ся и так с Богом до роботы (пиют всѣ и здоровкают до себе).

Судия. Честна громадо! у нас зле дѣе ся, ту злодѣи суть; – адде пану Федорови сей ночи конѣ и яловку украли, Чмуль уже из села повинен одойти, только шкоды терпит, то не красна робота, у нас того нигда не бывало, бо ани дѣдове нашы не памятают, обы ту даколи крадеж ставала ся была; Русины все в той рѣчи, найчестнѣйшы люде были, цѣла худоба могла смѣло на дворѣ ночовати, не было у Русинов колодкы, а ретязи лем про добрый ряд запера­ли ся; – а теперь годѣ порядити; – о, зле уже на свѣтѣ.

Присяжны. Так е.

Судия. Теперь повинность  наша злодѣя вызнати, и так по­карайме го прикладно, або выженьме го из села, та знову так певно будеме жыти, як наши предкове жыли.

Присяжны. Так е.

Судия. Но, добрый люде, ци знаете, кто злодѣй у нас? Россудьте лем мудро – Честножив Василь, – мы го за честного чоловѣка держали, в подозрѣню е, адде повѣдят честны свѣдкове.

Чмуль. Честны Панове! То иста правда, же ту злодѣй колесарь, а не иншый, знаете, же он цѣлу ноч не спит, у него все свѣтит ся по цѣлых ночах, он не так жые, як другы честны люде, его в корчмѣ никто не видит, он не сходит ся з честными людми, лем мудруе, як бы збогатѣти; видите якы волы мае, яку худобу, его поле найбогатшое, не есть поблизѣ ярмарку, обы он на нем не был, бо он там своих товаришов мае, он из Мадярами сгваряе ся; гварит же колеса им продае, ай то лем слѣпота, заслѣпляе люди, айбо он не прото по ярмарках ходит; ай то ся знае.

Присяжны. Так е истинно.

Чмуль. Пану Федорови конѣ пропали, и яловка сей ночи, як гварят, в повночи, я не знаю, коли, бо я их не видѣл, но дость того, же колесарь в вечерѣ дома был, а вночи счез, и рано го не было уже дома, то едно; другое, же он такого честного сосѣда мае, што го цѣлый свѣт честуе (на Федора указуе), а он не сходит ся с ним, бо му богатства завидит, якое му Бог дал, а з честнов Оленов все вадит ся, а дѣтину их честну все наказуе, як даякый префессор; словом он сам свой чоловѣк, з никым не товаришит.

Олена. Лем з Богумилов.

Чмуль. Так е, надерат ся с людми, знаете колько раз мои гуси, пулькы, качкы загнала, а кедь бы был ем не отямил, та бы был их порѣзал; – и так дость моей працы наѣл ся; — А што му учинили мои гуси, и пулькы, ай он наистѣ злодѣй.

Присяжны. Так е.    

Чмуль. Але указала ся правда, гвоздь в мѣху не мож затаити; честный а мудрый Юрко проуказал му правду: бо колесо ся указало на ситѣ; ци так Юрку?

Юрко. Так е.

Олена. Айбо и тота собака Богумила з ним розумѣе ся, она пустыня так жые, як даяка панѣ, дѣти ей убраны, як панчата, а непрестанно лем попод людскы плоты ходит, з колесарем догваряе ся, и дѣти их все въедно суть, уже честного чоловѣка дѣтина и на улицю сказати ся не годна перед ними; вѣдь то знаете.

Присяжны. Так е.

Лестобрат. Але што ту другое думати, ани не усомнѣвайте ся, бо то колесарева робота, я му сосѣда та знаю, як жые.

Олена. З Богумилов.

Судия. Но, слышали есьте честны люде, я думаю, и присяг бы-м, же то колесарева робота.

Олена. А я сѣм раз присягну, же и Богумила з ним – ой, собако една.

Присяжны. Так е.

Судия. Но, приведите их сюда.

Чмуль. Панове, прошу ласкы! И мои шкоды пошацуйте; два кованы колеса – 20 золотых, бочка паленькы – 50 золотых, зерна 12 коблов – 120 золотых, то учинит 325 золотых срѣберных.

Присяжны. Так е.

Судия. Но, замочме ся братя, и подьме шацовати. (Пиют всѣ и потому одходят).

 

Явление II.

Честножив, и Богумила на мотузѣ повязаны приведут ся; гайдук несе колоду, и за ногы их до колоды посадит.

Честножив (в колодѣ). О, Господи, што дѣе ся на свѣтѣ, злость, лжа, и ненавѣсть, перевышила уже свѣтлую добродѣтель! О, вы безбожны, чому мучите нас невинных, прошто вяжете? Што мы злого учинили? О, нещастна участь! Так то свѣт платит, в нем безбожны, неправедны, обманщикы, окламницѣ, злодѣи и лестницѣ весело жыют, они владѣют, а убогый, честный, усилный чоловѣк терпит; о, наистѣ земля злых мати, а невинных, честных мачоха! Но не журю ся тым, бо совѣсть моя чиста и непорочна есть; бо жыв мой сотворитель, мой Бог, он видит невинность мою, он еден годен избавити мя, як избавил Иону од кыта, як избавил Петра и Павла Апостолов од уз грѣшничых, як избавил Даниила Пророка од грозных и свѣрѣпых левов, як избавил богобойных младенцев од пещи огненной. Не жури ся и ты честна сосѣдко, Господь избавит и нас, потѣшит нас; можно, же Бог искушает нас, можно же про наши, или родителей нашых грѣхы терпиме; но хоть як то, если Господь допустил на нас сия, он нас и пожалуе, он помилуе нас, як помиловал праведного Иова, наша надежда у Господа; он ищи поми­луе нашу невинность, а злочестивых накаже; Господь просвѣщение мое, и спаситель мой, кого убою ся.

Богумила. Та што дѣлати, як на Господа надѣяти ся, знаю же он мене невинну не оставит.  Но дѣточкы моѣ, дѣточкы, кто их пожалуе?

 

Явление III.

Судия, присяжны и всѣ первого явления особы навернут ся и голосно смѣют ся.

Судия. Научу я вас, злодѣи; – знай теперь, Василю, же уже конѣ Федоровы выплатили ся, честна громада по совѣсти осудила, и уже суд скончил ся. Твои волы и корова и Богумилина Тарчуна оддали ся пану Федорови за конѣ, а честному Чмулеви за шкоды дала ся твоя корова, и сусѣк з зерном, и Богумилина телиця, а то лем так милосердно судило ся, бо по правдѣ цѣла ваша худоба мала ся забрати, подякуйте пану Федорови и честному Чмулеви, же на вас милосердие мали, теперь ищи за суд заплатите 5 золотых и 50 галб паленькы, и обы из вас люди приклад брали, та на каж- дой улицѣ достанете по шесть палиц; – знаете.

Присяжны. Так е.

Чмуль. Честна громадо, я прошу пожалуйте их, даруйте им палицѣ; мы обыйдеме ся уже с вашым праведным судом.

Олена. Ой, нѣт, той собацѣ Богумилѣ дайте хоть лем 12 корбачи, обы тямила, як треба моим коровам молоко одберати.

Честножив. Люде! Знайте, што Бог на небѣ, памятайте на Бога, и судьте по правдѣ, обы и вас так Бог судил. Я невинный чоловѣк, но знаю же и честна Богумила невинна, смотрѣте на душу люде, кайтеся, бо Господь не стерпит безбожность вашу.

Я в л е н и е IV.

Мудроглав и предешны.

Мудроглав. Дай Боже вам здоровля, честна громадо. – (Не смотрят на него). Наперед вопрошаю вас: есьте ли вы люде, или звѣрѣ, есьте ли вы христиане, или погане? – О наистѣ вы честнаго, богобойнаго и православнаго народа славяньскаго члены быти не можете, бо славяньскый народ богобойный, а вы Бога и не внимаете, народ той е справедливый, а вы судите неправедно, и за тоту паскуду, дѣдкову юху и душу продасте, уже пересмердѣли сьте ся паленьчисков. – Скажите, што вам начинил бого­бойный и роботный чоловѣк Честножив Василь, што порядна Богумила? Чому их так катуете?

Судия. А што вам, дяче, до того, мы судиме справедливо, а кедь хочете знати, та ваш честный Василь злодѣй, а Богумила з ним держит.

Олена. И босорка е, од моих коров молоко одъяла.

Мудроглав. Василь злодѣй? — О, вы, окаянны люде! Та ци е между вами, ци е в селѣ Василеви подобный честный чоловѣк?

Судия. Так е, не е такого другого, бо ту никто конѣ не краде лем Василь.

Олена. З Богумилов.

Судия. Так е, з Богумилов — а чому же так збогатѣли?

Присяжны. Так е, то истинна правда.

Мудроглав. Так е, истинна правда – о, вы сойкы, вы пяницѣ огавны! Василь и Богумила хоть и небогаты, но с по­мочи божой вшытко мают, што им потребное, а вы всѣ схудобнѣли, а то уже иста правда. Але што тому за причина? Но, слыште, я вам повѣм – бо Василь с Богумилов не престанут робити, усилуют ся, працуют, не ходят по корчмах, не пяницы суть, як вы. А вы уже пропали зовсѣм, бо худобу вашу адсесь чорт (на Чмуля указуе) забрал.

Чмуль (сердитым голосом). Кто? Я? Я не злодѣй, мене честна громада познае, няй повѣст, ци я забрал, просьте ся и муд­рого Юрка, – а вы, дяче, идьте до чорта, кто вас ту звал; бо я на вас право положу, за мою честь.

Мудроглав (не смотрит на жыда). Вы всѣ пяницѣ, уже сьте всю худобу попропивали, бо из смердячой корчмы ани не выходите, упиваете ся день-днем, вночи коргелюете, а вдень лежите. Стыд, ганьба, уже и одежды доброй не маете на грѣшном тѣлѣ, босы ходите як псы, поле вам пустое, а волов уже и десять не е в цѣ­лом селѣ – кедь чужый чоловѣк заблудит ту, думае, же циганьское село.

Судия. Та мы цигане?

Мудроглав. Працуете по циганьскы и маете по циганьскы, бо яка праца така плаца. Дань уже два рокы неплачена, панотцева роковина задержана, моя платня пропала, уже едного честного дома не е, будинкы вам на громаду летят, церковь днесь-завтра упаде, дѣти вам голы, а вы цундрами трясете, голодом морите ся, лем проклятый жыдище тые, як веперь.

Чмуль. А вы, дяче, мовчте – кто вас за прекуратора поста­вив? – Видите, панове господарѣ, як ми чести урывае, – а не знаете го из села выгнати? Не знаете же он ваш слуга? А так вам смѣе казати? А вы не знаете, што му треба?

Судия. Од завтра глядайте собѣ мѣсто, дяче – мы такого мудерця не хочеме, и панотець може з вами идти, де хоче, – наша церков, нашы дѣдове ю справили, найдеме мы собѣ попа и дяка.

Мудроглав. И панотець, и я пойдеме, коли хочеме, и наистѣ, кедь вы не поправите ся, кедь того окламника, здерцю и душ вашых пекелника, Чмуля и Мошка, што вас пекелнов юхов напавае, не лишите, та наистѣ одыйдеме, бо з вами уже порадити не мож. Але знайте, же и вы выпустѣете як Содома и Гомора, бо Господь долго терпит, але раз прийде час, коли уже каяти ся нескоро буде.

Федор. О, пустыннику, не йдеш, я тобѣ укажу, што Федор го­ден; не знаете го там ид Василеви положити.

Мудроглав. Раднѣе буду з Василем у колодѣ, як з вами у палатах, бо лѣпша е честному чоловѣку темниця, як безбожному свѣтлиця; бо Василь честный богобойный чоловѣк, а вы, богатый Федоре – пяниця. – Федоре! Богатство мине ся, а честь николи, честь а добродѣтель есть бессмертна. Вы сердите ся на честного Василя, то е естественна причина, бо каждый чоловѣк лем собѣ ровного любит, так пяниця – пяницю, злодѣй – злодѣя, а честного чоловѣка убѣгае, якбы стыдал ся од него. Так Василь в цѣлом селѣ подобного собѣ не мае, бо посмотрьте его будинкы и всю худобу, все в рядѣ находит ся, обыстя его из тесаного дерева усиловно справ­лено, жупою грубо закрытое, пелевня и стайнѣ в рядѣ стоят и лѣп­ше, поряднѣйше приспособ­лены, як вашы обыстя, стадо его тучное, поле его, так як загорода оброб­леное, пчолы лем у него самого суть, он за самый воск и мед по сто золотых достане каждого року, у него возы кованы и все потребное находит ся, он не довжен никому, порцию выплатит честно, и грошенькы мае задость. – А вы, о, пяницѣ! – што у вас? Обыстя вам спадали, не штобы стада, но и пса не маете, поле жыды сѣют, голодом морите ся, дѣти вам не учат ся, словом, вы всѣ уже жебраци, бо паленька вам не допустит дашто мати, паленька такый дѣдко, што одганяе щастя од дому, од ней утѣкае имѣние, як чорт од свяченой воды.

Олена. А што вам до нас, и до наших дѣтей, вы смотрьте Богумилины дѣти. – О, знаеме мы, чому вы к ней бѣгаете.

Мудроглав (не внимае на Олену). Честножив Василь днем робит колеса, возы и всячину строит, и сам добрый прибор мае, и люди спомагае, каждый день два золоты собѣ заробит, вночи струже, робит, мало спит, бо уже в першых когутѣх ставае, и перед зорями го видно на поли.

Олена. З Богумилов, ой, знае ся то.

Мудроглав. Так е, з Богумилов, бо и она працуе, хоть землѣ не мае, цѣлый день робит, в зорях траву зберае, корову кормит и прото болше молока и масла мае як вы, дѣточкы ей робят и учат ся, а вы в пянствѣ и лѣнивствѣ лежите як цигане; прото Господь благословил их. – Люде, позоруйте обы вам праца невинных горенька не была, бо кровавы труды Честножива и Богумилины до неба кличут, так як кров невинного Авеля.

Чмуль. Панове газдове! Я бы вам радил, жебы сьте того дур­ного прецектора ту зохабили, няй вам ся любит до мене – я го там не пущу, – видите, же то дурный.

Судия. Но, куме, дай там Василеви и той собацѣ по 12 палиць. – А вы, дяку, завтра з Богом из села, мы такого мудерця не потребуеме. – Но, братя, до Чмуля. (Идут).

Мудроглав. Идите, идите до вашой пропасти, выведе вас Чмуль на добрый конець. – Он, он то ту злодѣй, з Юрком, и так знае обмантити розум шаленых пяниць. – (к гайдукови оберне ся) А ты недосмѣлѣвай ся перстом кынути тых честных людей, дораз выпусти их из бесчестной колоды, до котрой вы придасте ся. (Иде выслободит Честножива и Богумилу, притомны чудуют ся. Мудроглав к Судию:) А теперь дайте им назад худобу, бо горенько ей платити будете.

Судия. То не буде. (Одходит).

Мудроглав. Припали знову до Чмуля; но уже не е надѣи; уже по шию в пеклѣ суть; а то вшытко про паскудну паленчиску. – О, Боже, просвѣти их! (К Честноживу и Богумилѣ). Идеме и мы одтуду, бо ту грѣх, и неправость, – не журьте ся, Господь поможе вам; лем Богу служте и працуйте, и вся навернут ся вам. (Отходит).

 

ПЕРЕМѢНА.

Сад, по нему пѣшник. Богобой стоит на пѣшничку, прислухуе ся: здалека слышати спѣв и розговор.

Богобой. А там дѣточкы идут и веселят ся, о як прекрасный е молодый вѣк! О, я уже болше не розвеселю ся!

(Дѣти колесаревы, Богумилины и Лестобратовы приходят спѣ­ва­ючи, каждое несе зайду велику, Богобой к ним.)

Богобой. А де вы были дѣтятка, так весело йдете?

Антоний. В хащи были сьме, дѣдочку, збералисьме грибы, и ци видите, як много несеме?

Татька. Хочете, дѣдочку, и вы? – Выберьте собѣ, колько вам ся любит. (Отверяе зайдочку).

Богобой (бере собѣ еден гриб). Боже ти заплатъ дѣтинко. (Дѣти всѣ отверяют зайдочкы, и просят:) – Дѣдочку, и из моих, и из моих берьте собѣ. – О, вѣдь у хащи е дость. – Берьте собѣ.

Богобой (бере од каждого). Бог вам заплатит, рыбятка. – А ци вы каждый день ходите на грибы?

Антоний. Каждый день, ищи перед зорями, и так, коли до школы треба ити, уже дома сьме.

Богобой. Та што чините     с грибами?

Антоний. Та все маеме на обѣд и на вечерю; потому сушиме и су­хы  дорого продаваеме в мѣстѣ. – Дѣдочку, мы и грошы маеме. – Я уже двадцять золотых маю.

Татька. А я маю уже пять золотых срѣбных, такы дватцятникы маю, як снѣг.

Богобой. Та за сами грибы только назберали сьте?

Татька. О, нѣт, дѣдочку; – бо то з весны, на ярь, знаете, идеме в лѣс, збераеме цвѣточкы, наплетеме косичкы и несеме до мѣста, там панове од нас купуют. – Бо то панове люблят косицѣ, а една панѣ все и хлѣба нам даст и гроши.

Андрѣй. А влѣтѣ на потоцѣ рыбы и ракы ловиме, и дому при­не­семе, продаме, бо то панове слизикы так купуют, а за пструга великого и двад­цятник дадут; пак идеме на грибы, на ягоды, на черешни, а в осени, на лишнакы, – знаете, коли чому час; и так то и сами маеме, и людем продаме за пѣнязи, так собѣ збераеме. О, мы уже много грошей маеме.

Богобой. А птичкы не ловите?

Андрѣй. Нѣт, дѣдочку, бо учитель так гварит, обы птичкы не рушати в лѣсѣ; – бо птичкы так миленько спѣвают и увеселяют сердце, пак и вредных черваков выѣмают, и воздух чистят; о, мы не рушаеме их, няй ростут, як их Бог створил.

Настя. Видите, дѣдочку, нам нянечко цѣлу одежду купил за нашы грошы, и ищи двадцять золотых маеме, мы дали панотцеви сховати, о, то нам ся придаст.

Антоний. А я собѣ купил и одежду, и ремѣнь, ножик и книжочку; – такый красный молитвенничок маю, и ищи едну книжочку читалную – знаете, што у Пряшовѣ продавают; – ищи и пѣнязи маю, а як болше назбераю, та пойду до школы до мѣста, там буду ся учити.

Андрѣй. И я бы йшол, айбо мой нянько нашы грошы забрал, о, уже и я бы был мал 25 золотых, але нянько их проклятому жыдови дал за паленьку. О, я уже му болше не дам, ай понесу панотцеви одложити; и як назбераю, та пойду до школы.

Марька. И я лем едну хусточку купила, а хоть много грошей мала ем, але нянько и мои до Чмуля однес – и пропил. Айбо я му уже не дам, и я до панотця понесу сховати.

Богобой. Дѣточкы! Няй вас Господь благословит; вы наистѣ честны дѣти; усилуйте ся, робте, працуйте; – знаете, же Бог чоловѣка на працу створил, кто працуе, усилуе ся, той и мае, но все с божов помощов, бо знайте, дѣточкы: як мы Богу, так нам Бог, и як присловко е: як ты Богу до церкви, так тобѣ Бог до мѣшка. – Не смотрьте вы Федорця, бо той бесчестный, ой, з того нич доб­рого не выцвѣне.

 

Явление VI.

Колесарь, Богумила, Параска и прежны

Богумила (плаче, рукы ламле). Ой, дѣточкы мои, дѣточкы! Уже я вас доховала, о, де вы ся теперь подѣете?

Антоний и Настя (разом). Мамо, а што вам е, чом плачете, матушко?

Богумила. Ой, дѣточкы, дѣточкы, злочестивы судии взяли нам корову, и все забрали, голу хыжу нам оставили, – а што найгорше болит, мене за злодѣйку держат; — все имѣние мое и честь пропала.

Антоний (дивит ся). А прошто?

Богумила. Бог их вѣдае, про што; всю мою худобу и колесареву забрали и Многомавови и Чмулеви оддали, болше як 50 галб паленчискы на наш роваш напили и теперь ищи пиют непрестанно. О, дѣточкы, рыбятка, де вы ся подѣете?

Честножив. Сосѣдко не журьте ся. Господь небесный видит нашу невинность; не опустит он нас. О, наша справедлива праца не згыне, Бог так хотѣл искушати нашу постоянностъ, обы нас достойных учинил своей милости. Ци памятаете, як панотець казал на проповѣди за праведного Иова, як он утратил всю худобу свою, а покойно зносил вся нападения, всѣ кривды, и Господь помиловал го, и сторицею наградил му имѣния, будите покойны, уповай­те на Господа, он милосердный Отець, он дае, он бере, в Его власти суть вся, – да буде воля Его свята. Далей, узнайте сосѣдко, же як за злов тучов приемна погода, так за нещастем, за смутком приемна радость и веселость приходит.

Антоний. Не журьте ся, мамко, Бог не опустит нас. Он сиротам Отець. Порадиме мы тому, я вам мои гроши дам, та купите собѣ корову, будете ся знову спомагати, та Господь вам допоможе.

Татька. Ия вам дам мои грошонькы, та будете мати на по­требу. – О, мамко, не годны мы вам одплатити за вашу старость, котору вы о нас мали; о, не годна дѣтина одслужитися родинѣ своей; прото, матушко, приймите од нас вдячно, што можеме вам дати, а не журьте ся, перетерпите кривду, знаете, як учитель казал, обы кривды терпеливо зносити, бо кто в нещастю непокойный сам себе губит, як уловлена птичка, котра чим болше мече ся, тым горше ранит ся.

Богумила. Няй вам Господь нагородит, рыбята. Теперь вижу, яка я щастлива, бо Господь ми дал богатство великое в моих дѣточках добрых. – Антоньку! Я хотѣла тебе до школы давати, а – о, Боже мой! – я теперь уже не годна; ой, то великый жаль.

Антоний. Не старайте ся, мамко, у Господа суть богатства, по­може ми Бог! Знаете як учитель казав: же «добродѣтель перевышает  богатство». Сердце доброе и богобойное, чиста совѣсть, добрый розум и честь суть такы богатства, што их никто не годен одъяти. Не журьте ся мамко, пойду я сам до свѣта, Господь помог Египетскому Иосифу и ми поможе; и Татька пойде слу­жити, но ой, матонько, як жаль вас оставити, але то дармо.

Татька. Я пойду до мѣста, буду служити, а гроши вам дам, и все буду вам посылати; – ой, годна я уже робити, бо вы мене научили працовати; не плачте, мамко, Бог нам поможе.

Иванко и Настя (разом). Няню и мы вам даме нашы грошы спомагайте ся з ними, Бог вам поможе.

Честножив (плаче). Ой, дѣточкы, няй вас царь небесный благословит; – то вы в школѣ научили ся, наистѣ, в школѣ! О, як то великое щастя, кто може до школы ходити, аж сердце радуе ся, як там молодое серденько справит ся! О, наистѣ Бог помилуе и вас, и учителя вашого.

Иванко. Нянечку! прошу вас дозвольте и ми с Антонем идти – я буду ся ремесло даякое учити, та буду вам помагати.

Настя. И я бы йшла до службы, але вы як останете сами? О, Боже мой, кедь бы моя мамушка жила, а теперь я з вами остану, буду ся од нашого профессора учити и вам помагати робити. Бо кедь бы вы похворѣли, або заупали, кто бы вам помагав? Я лем вам буду служити, нянечку любезный. – Но ты, Иванку, не запоминай на нас.

Андрѣй. Мамко! И я пойду, буду ся дашто учити, приготовте, прошу вас, и ми платя, пойдеме въедно, Господь попровадит нас.

Марька. А я повинна дома остати. Нянько бы вшытку худобу про­марнил, та матери треба помагати. Ой, Боже мой, Боже, кедь то пяницеви дѣти од сироты горшы.

Параска. Ой, дѣточкы мои, як я щастлива, же вас Бог так просвѣтил. – Иди, сыноньку з Богом, але все на Бога памятай, на нас не забывай; моли ся щиро Створителю, обы и отця твого просвѣтил, и одклонил го од злого обычаю, бо он – о, Боже мой! – з Федором по корчмах блудит и все промарнит.

Татька. Настько и Марько, сестричкы, о, як ми жаль од вас розлучити ся, но я так умѣнила собѣ и с Ботом лем пойду, але прошу вас, дозерайте любезну мамочку мою, бо она сама як палець, прошу вас будьте ей на помочи.

(Одходят всѣ, лем Богобой остане.)

Богобой. Слезы точат ся чоловѣку, видящому только нравов, так много душевных сил в невинных простых дѣточках. – О, якое то щастя для чоловѣка Школа! Як там дух, сердце и мысль просвѣтит ся; — бо сравним едного школаря з другым неученым хлопцем, о, яка между ними розлука, як между голубом и ястрябом; школскы дѣти усилуют ся працовати, робити, а лѣнивы, пецухы лем бѣгают, лѣтают и вдячнѣйше по жебрѣх пойдут, як роботы приймут; кто бы был то думал перед десяти роками, же една дѣтина забавляючи ся через лѣто 25 золотых може собѣ заробити, кому бы было пришло на розум, же за грибы, ягоды, лишнакы, черешни, косичкы една дѣтина себе одѣти, и ищи грошы собѣ набыти годна? А потом як доброго и щирого сердца суть школяре, убогого жебрака як вдячно, як щиро, як радостно споможут, и щирою наремностию пожалуют. – О, давно того у нас не было слышано, давно дѣти бѣгали все лем, играли ся, камѣнем метали, по поли пастухами были, там сваволили, грѣшили, кляли, едно од другого учило ся скарѣдно говорити, красти, шкоду робити, словом: давно дѣти росли як быдлята в лѣсѣ, як дикы люде, а Бога мало познавали, и прото выросли, як дерева, и бесчестны люде з них стали ся, гор­шы од тых, про котрых праведный Бог свѣт потопою загладил. А теперь аж душа радуе ся, кедь видит просвѣщенну и учену дѣтину, як она знае чести дати людем, як знае пожаловати худобного, як отця, матерь чествовати и спомагати, словом, жые и росте Богу на славу, людем на годность и собѣ на ползу. – О, Боже, помози, обы наш народ увидѣл сие добро, и не жаловал маленьку ону платню, за котору другым ученым народам сравнити ся може. – О, школа, школа, нравов стодола!

 

Явление VII.

Честножив Иванка, Параска Андрѣя, Богумила Антонка, и Татьку за руку веде, мают зайдочкы на плечах, и палицѣ в руках. Марька, Настя их плачучи выпроважают. Мудроглав з ними йде, а Богобой стоит, призирае ся; здалека Федорцьо подскакуе и болше дѣтей.

Антоний. Мамко любезна, верните ся уже дому, верните ся, мы помаленьку пойдеме, де нас Господь попровадит.

Татька. Верните ся уже, а не журьте ся, мы так будеме ся справо­ва­ти, як вы нас учили. Суть ищи и тут добры люде, они вас будут тѣшити и ратовати, и мы вам заженеме, што буде можно. Поздоровте ищи раз нашого доброго панотця, будьте здоровы.

Андрѣй. Верните и вы, мамко, а давайте позор на няня, не пущайте го до корчмы, няй вас Бог милостивый помилуе.

Честножив. Сыне мой, и вы, дѣточкы, няй вас Отець небесный провадит. Уповай на Господа, злое дѣло убѣгай и чисту совѣсть сохраняй, бо добра совѣсть е потѣха в бѣдах. Словом, оддавай божое Богу, царево царю, и людем чини то, што од людей сам собѣ желаеш, так Господь буде с тобою. Бог няй тя провадит, и Ангел хранитель веде.

Мудроглав. Не так, дѣточкы! Поставайте рядом. (В ряд поста­ва­ют). Вы дѣти, неискусны до шырокого свѣта, берете ся, як птичкы из гнѣзда, на крыла пущаете ся, но вы ищи свѣт не познаете. Я вас научу, слухайте. Свѣт изобразите собѣ, як едное великое село, де суть розных полов, племенов и розных нравов, и обычаев люде; там суть честны, богобойны, справедливы, усиловны, добры люде, але суть – и то з болшей части суть – лѣнивы, неправедны, бесчестны, безбожны, лукавы, фалшивы окламникы, заздросливы, словом свѣтовы люде. Но знайте, же честный, богобойный и усиловный чоловѣк од неправедных дуже много скорбей, и гонений терпит, бо диавол пекелный всягды своих мае помощников, котры на праведного нападают, так як ястрябы на невинных голубов, як волце на ягнята. Но ангел хранитель заставляе праведного, хоть и много раз Господь допущае на него искушения, як на праведного Иова, на богобойного Иосифа Египетского, но по­жалуе его, як милостивый Отець, и потѣшит го знову.  Прото, дѣти, Бога на сердци майте, всегда з честными людми схожайте ся, з богобойными товариште, а злых, фалшивых, нечестивых, лѣнивых остерѣ­гай­те ся, бо блажен муж, иже не йде на совѣт нечестивых. Найболше варуйте ся од пяниць, и так реченых коргелев, марнотратников и бездѣлников, од корчмы утѣкайте як од бѣса пекелного, паленкы и иного напою не вкушайте, свѣжа водичка няй буде вам напой, а хлѣб ѣдло; но и остерѣгайтеся од бесчестных особ, они прелестят сердце, и приводят на блуд чоловѣка. Далей: до церкви усиловно ходьте, Богу ся мольте, каждому честь давайте и не стыдайте ся убогых вашых, но честных родителей, не ганьбите ся повѣсти, же вы Русины, народ ваш в чести держите, и засту­пуй­те. – Так Отець небесный благословит вас, подаст вам силу и поможе вам во всѣх дѣлах и скорбех вашых; люде же будут вас чествовати и так с помо­щию божиею найдете сокровище на небѣ и на землѣ.

Теперь же, дѣточкы, поклякайте на колѣна, испросьте благословение од родителей и так во имя Господне пустьте ся на крыла, щастя ваше глядаючи.

(Дѣти поклякают и родичи их благословят, и так поставают, цѣлуют родителей, учителя и другов говорячи:)

– Будьте здоровы.

(Пристоящы плачут, а дѣти позберают ся спѣваючи:)

Зберайте ся, дѣти,

Як птичкы, на крыла;

Широкый бѣлый свѣт,

Всягды земля мила.

Всягды едно сонце,

Всягды една доля,

Всягды промысл божый,

Всягды Его воля.

Хотькуды пойдеме,

Все Бог буде с нами,

Он нас попровадит

Горами, лѣсами.

Хотьде повернеме,

Все Богу служити

Будеме и честно,

Богобойно жыти. —

А вы братя люде,

     Здравы оставайте,

Няй вас Господь тѣшит,

На нас не забывайте.

(Ищи раз идут и цѣлуют своих и одходят).

Богобой. Голт, дѣти! Вы сами не пойдете, вы свѣт не познаете – я поведу вас и заведу в шырокый свѣт, хоть о едной нозѣ, укажу вам дорогу и буду вам за вожда. Но, смѣло за мною.

(Богобой наперед, дѣти за ним идут).

Федорцьо. А де вы йдете, хлопцѣ?

Антоний. Будь здоров, а полѣпши ся, честно ся справуй, иди до школы и слухай учителя.

Федорцьо. Не учи ты мене; но лем идите, оборванцѣ, ми не потребно з вами идти до свѣта, я не свѣтовый. О, выжыю я и ту с моими дукатами, менѣ нянько купит село, та я буду паном, аж буду, а вы можете и до Вѣдня идти, та все жебракы будете.